1. Главная
2. о Боге и Церкви...
3. Библия / Толкование / Новый Завет
4. Толкование на послание к Колоссянам / святитель Иоанн Златоуст
5. Глава 1

Глава 1

Толкование на послание к Колоссянам / святитель Иоанн Златоуст / Глава 1

---

---

Кол.1:1–3. Павел, волей Божьей Апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат, находящимся в Колоссах святым и верным братьям во Христе Иисусе: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. 

Время написания и содержание послания. – Различные роды дружбы. – Противопоставление трапезы для богатых с трапезой для бедных. – Описание роскошного пира. – Зло пресыщения. 

1. Все послания Павла святы; но те, которые он писал, находясь в узах, – каковы к ефесянам, к Филимону, к Тимофею, к филиппийцам, и каково это настоящее, – заключат в себе что-то более; а и это он послал, находясь в узах, как сам говорит: «Дабы я открыл ее, как должно мне возвещать» (Кол. 4:4). Но это послание, кажется, поздние послания к римлянам; последнее писал он, еще не видавши римлян, а это, когда уже видел их и приближался к концу проповеднического служения, что очевидно из следующего: в послании к Филимону он говорит: «Не иной кто, как я, Павел старец» (Флм.1:9), и просить об Онисиме; а в этом посылает самого Онисима, как говорит: «С Онисимом, верным и возлюбленным братом» (Кол. 4:9), называя его верным, возлюбленным и братом. Потому в этом послании выражается уверенно: «От надежды благовествования, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной» (Кол. 1:23), так как проповедь уже имела время. Послание же к Тимофею, думаю, написано позднее этого, – оно написано пред самой кончиной, ток как в нем говорит: «Ибо я уже становлюсь жертвой» (2Тим. 4:6). Но все же оно старше послания к филиппийцам, так как в нем является он при начале уз в Риме. 

Почему же я говорю, что эти послания заключают в себе нечто более? Потому, что он писал их, находясь в узах. Как писал бы мужественный воин с поля битвы, на котором он поставил трофеи, – так делает и он. Он сам знал, что это – дело великое. Так, пиша к Филимону, он говорит: «Которого родил я в узах моих» (Флм.1:10). И это сказал, чтобы мы не только не унывали в бедствиях, но и радовались. При этом быль с ними Филимон, потому что и там говорит: «И Архиппу, сподвижнику нашему» (Флм.1:2), и тут: «Скажите Архиппу» (Кол. 4:17). Мне кажется, что ему поручено было какое-либо церковное Дело. Павел не видел ни их, ни римлян, ни евреев, когда писал к ним. О последних упоминает он во многих местах, а о тех – послушай, что говорит: «Ради всех, кто не видел лица моего в плоти» (Кол. 2:1), и опять: «Ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами» (Кол. 2:5). Он знал, что его присутствие везде весьма важно, а потому, и не находясь у них, он всегда представлял себя как бы находящимся: так, смотри, когда он наказывает блудника, он представляет себя на судилище: "А я, – говорит, – отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас» (1Кор. 5:3); и опять: «Приду к вам, и испытаю не слова возгордившихся, а силу» (1Кор. 4:19); и опять: «Не только в присутствии моем, но гораздо более ныне во время отсутствия моего» (Фил. 2:12). «Павел, волей Божьей Апостол Иисуса Христа». 

Нужно сказать и о содержании, какое мы находим в послании. В чем же состоит оно? (Колоссяне) приводимы были к Богу через ангелов, держались многих иудейских и языческих обычаев: (в послании) это исправляется. Для того (Павел) в самом начале говорит: "Волею Божьей" (δια δελήματος θεού), при чем опять употребил δια (через). «И Тимофей брат». Следовательно и он был апостол; вероятно, знали и его. «В Колоссах святым». Колоссы был город фригийский и, как известно, недалеко отстоял от Лаодикии. «И верным братьям во Христе». Как, скажи мне, ты сделался святым? Почему называешься верным? Не потому ли, что освятился смертью Христа? Не потому ли, что веруешь во Христа? Как ты стал братом? Ведь ни в деле, ни в слове, ни в подвиге ты не показал себя верным: почему же, скажи мне, вверены тебе такие тайны? Не ради ли Христа? «И верным братьям во Христе». Откуда вам благодать? Откуда мир? «От Бога Отца нашего», – говорит. Но имени Христа он ни вносит сюда. Спрашиваю хулителей Духа: откуда Бог Отец рабов? Кто (из рабов) совершил столь великие дела? Кто сделал тебя святым? Кто – верным? Кто – сыном Божьим? Сделавший тебя достойным веры, – тот сам и виновник того, что тебе вверено. 

2. Верными мы называемся не потому только, что веруем, но и потому, что Бог вверил нам тайны, которых прежде нас и ангелы не знали. Впрочем Павел полагает это безразлично. «Благодарим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа». Мы кажется, он все относить к Отцу, так чтобы не вдруг обратить к ним слово. «Всегда молясь о вас» (Кол.1:3). Он показывает любовь свою к ним не только благодарением, но и непрестанной молитвой, потому что и кого не видел, и тех всегда имел в себе. «Услышав о вере вашей во Христа Иисуса» (Кол.1:4). Выше упомянул о Господе нашем, а здесь об Иисусе Христе. Сам Он – Господь, говорит он, не (сказал): рабы Иисуса Христа, – и вот знамения благодеяния: «Ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21), сказал (евангелист). «Услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым» (Кол.1:4). Павел уже располагает их к себе; тот, кто возвещает это, бывает приятен. Послание отправляет он с Тихиком, которого удержал у себя. "И о любви, – говорит, – ко всем святым», – а не к некоторым только, – следовательно и к нам. «В надежде на уготованное вам на небесах»: говорит о будущих благах. Это – против искушений, чтобы успокоения не искать здесь. А иначе кто-нибудь сказал бы: что пользы любить святых, когда они бедствуют? Мы радуемся, – говорит, – что вы стяжали себе великие (блага) на небесах. «В надежде на уготованное»: указывает на нечто безопасное. «О чем вы прежде слышали в истинном слове». Это – укорительное слово для них за то, что, имя с давнего времени, они изменили. «О чем вы прежде слышали, – говорит, – в истинном слове благовествования» (Кол.1:5). И истину свидетельствует словом – справедливо, потому что лжи в нем нет. «Благовествования»: не говорит – проповеди, но называет благовествованием, непрестанно напоминал им о благодеяниях Божьих, и самое напоминание им об этом делает, сперва похвалив их. 

«Которое пребывает у вас, как и во всем мире» (Кол.1:6). Здесь уже (Павел) говорит приятное им. «Которое пребывает у вас» – сказано метафорически: не то, что пришло оно, говорит, и удалилось, но там остается и пребывает. Потом, так как многие тогда особенно утверждаются в учении, когда имеют многих союзников, то и прибавляет: «Как и во всем мире». Оно везде присуще, везде владычествует, везде стоить. «И приносит плод, и возрастает, как и между вами». Плодоносно оно делами, растимо – тем, что многих принимает, что более утверждает; Ведь и растения тогда бывают густы, когда растение стоит твердо. «Как и между вами». Похвалами (Павел) наперед овладевает слушателем, чтобы он не удалился против воли. «С того дня, как вы услышали». Удивительно, что вы скоро пришли и уверовали и тотчас в самом начал показали плоды. «С того дня, как вы услышали и познали благодать Божью в истине" (Кол.1:6), – не в речи, не в обмане, а в самых делах. Это выражает он словом: «приносит плод», то есть богато знамениями и чудесами, которые вы тотчас приняли, как скоро познали благодать Божью. А что тотчас показывает свою силу, тому разве не тяжело не верить? «Как и научились от Епафраса, возлюбленного сотрудника нашего»: он, вероятно, там проповедовал, – от него узнали вы Евангелие. Потом, показав, что этот муж достоин доверия, говорит: «Сотрудника нашего, верного для вас служителя Христова, который и известил нас о вашей любви в духе» (Кол.1:7–8). Не сомневайтесь, говорит, касательно будущей надежды, – видите, что вселенная обращается. И нужно ли говорить, что происходит у других? Помимо этого, и происходящее у вас достойно веры, – потому что «познали благодать Божью в истине", то есть в делах. Этими двумя (вещами) утверждается будущее – тем, что все уверовали, и тем, что – вы. И не иное произошло, а иное говорил Эпафрас, – нет, говорит, – он "верного", то есть истинен. Но почему он – «для вас служителя»? Потому, что пошел (к Павлу): «Который и известил нас, – говорит, – о вашей любви в духе», т. е. духовную любовь к нам. Если же он – служитель Христов, то как вы говорите, что приведены через ангелов? «Который и известил нас, – говорит, – о вашей любви в духе»: это любовь дивная и твердая, тогда как другие носят только имя любви. Некоторые бывают не таковы; но это – не дружба, а потому и легко расторгается. 

3. Много есть случаев приобретать дружбу; о постыдных мы теперь упоминать не будем, – никто ведь не станет возражать против того, что они дурны, – но, если хотите, выведем наружу случаи естественные и житейские. Житейские бывают, например, те, когда кто-либо получает (от другого) нечто доброе, приобретает друга от предков, разделяет с кем-нибудь трапезу или путешествие, либо живет в соседстве. Хороши и эти случаи. К ним относится также одинаковость занятий, хотя тут не бывает искренности, тут – место ревности и зависти. Естественные же случаи дружбы, например, отца к сыну, сына к отцу, брата к брату, дела к внуку, матери к детям, – прибавим, если угодно, – и жены к мужу, – потому что все случаи брачные принадлежать к числу житейских и земных. Последние кажутся сильнее первых; говорю – кажутся, потому что часто преодолеваются первыми: иногда друзья (по житейским отношениям) бывают искреннее расположены, чем братья (к братьям) и сыновья к отцам; иной, и состоя в родстве, не поможет, а иной, не будучи и знаком, придет и поможет. 

Но любовь духовная – выше всякой другой любви, она, точно какая-то царица, владычествует над своими, и потому блистательнее (их) одета; ничто земное не рождает ее, как ту, – ни привычка, ни благодеяние, ни природа, ни время; она нисходить свыше, с небес. И что удивительного, если для своего существования она не имеет нужды в благодеянии, если и от злостраданий не гибнет? А что она более той, выслушай слова Павла: «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих» (Рим. 9:3). Какой отец пожелал бы (ради детей) быть в несчастии? И опять: «Разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Фил. 1:23–24). Какая мать решилась бы сказать это, выражая пренебрежете к детям? И опять послушай, что говорит: «Быв разлучены с вами на короткое время лицом, а не сердцем» (1Фес. 2:17). Там отец, будучи оскорблен, прекращает дружбу; а здесь не так здесь он идет к побивавшим его камнями, с целью благодетельствовать им. Нет ничего, подлинно ничего столь крепкого, как узы духа. Кто становится другом, получая благодеяния, тот, если они не будут непрерывны, сделается врагом; кто стал неразлучен по привычке, тот, когда привычка прервется, погашает дружбу. Жена, когда (между супругами) происходить драка, оставляет мужа и прекращает любовь; сын, когда видит, что отец его долго живет, начинает тяготиться. Но в любви духовной нет ничего такого: она ничем таким не разрушается, так как и составь ее не таков. Ни время, ни долгий путь (жизни), ни злострадание, ни выслушивание неприятностей, ни гнев, ни оскорбление, – ничто не проникает в эту любовь и не может разрушить ее. Знай, – Моисей побиваем быль камнями (от евреев) и просил за них (Исх. 17). Какой отец сделал бы это за (сына) бросившего в него камень? Напротив, не напал ли бы он на него сам? Этой-то дружбы духовной должны мы искать, потому что она крепка и неразрывна, а не (дружбы) застольной, которую туда (в жизнь духа) и вводить возбраняется. Послушай, в самом деле, что говорит Христос в Евангелии: «Не зови друзей твоих,... ни соседей богатых,... когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых» (Лк. 14:12–13). И это справедливо, – потому что за них (назначена) великая награда. Но ты но можешь, ты не в силах пировать с хромыми и слепыми, ты почитаешь это тяжелым и скучным? Не следовало бы, конечно (избегать этого); впрочем в этом нет необходимости: если уже ты не сажаешь их с собою, то посылай к ним кушанья с своего стола. Ведь кто пригласил друзей, тот не сделал ничего великого, и здесь уже получил награду; а кто приглашает маломощного и бедного, тот иметь своим должником Бога. 

Итак, мы должны скорбеть не о том, что не получаем здесь (воздаяния), а о том, что получаем, потому что там уже не получим. Или, что то же, если человек воздаст, Бог не воздаст; а если не воздаст человек, воздаст Бог. Постараемся же благодетельствовать не тем, которые могут воздать нам, и благодетельствовать не с такими надеждами: это – холодный расчет. Если приглашаешь друга, то приобретаешь благодарность до вечера, следовательно эта временная дружба истрачивается скорее издержек: если же зовешь бедного и маломощного, то благодарность никогда не гибнет, потому что (в этом случае) ты имеешь должником Бога, который всегда помнить и никогда не забывает. И как велика, скажи мне, мелочность души – не смочь посидеть с бедными! Что говоришь ты? Бедный нечист, грязен? Так умой его, и потом веди за свою трапезу. У него изорванная одежда? Перемени же ее и дай ему чистое платье. 

4. Не видишь ли, сколько тут пользы? Через него приходить к тебе Христос, и ты из-за него уничижаешь Христа? Приглашая к трапезе Царя, ты в лице бедных боишься Его? Пусть будут поставлены два стола, и один будет полон этими – слепыми, сгорбленными, хромыми, не имеющими те руки, те голени, не обутыми, покрытыми только верхней одеждой, да и то изорванной: а за другим пусть сядут вельможи, военачальники, местоблюстители, великие правители, облеченные дорогими одеждами и тонкими тканями, и опоясанные золотыми поясами. Опять, там – на трапезе бедных пусть не будет ни серебра, ни изобилия вина, а лишь сколько нужно, чтобы развеселить человека, кубки же и прочие сосуды пусть будут только стеклянные; напротив здесь – на трапезе богатых все сосуды пускай будут из серебра и золота, а полукруглый стол пусть будет такой, что одному нельзя будет и снести его, и только два прислужника едва смогут его двинуть, пусть и чаша будет вызолоченная, весом в пол-таланта, так чтобы с трудом могли нести ее два юноши, пускай также стоить здесь целый ряд амфор, блестящих не серебром, но гораздо лучше – золотом, и полукруглый стол пусть будет весь накрыть мягкой скатертью. Опять – здесь пускай стоит много слуг, разукрашенных нарядами не меньше, чем возлежащие, и пусть будут они блистательно одеты, в широких шароварах, прекрасны видом, цветущи возрастом, сильные и полнотелые; а там пускай стоять только два служителя, поправшие всякую пышность. И пред этими пусть будет поставлено много дорогих кушаний, а пред теми лишь столько, сколько нужно для утоления голода и подкрепления (человека). Довольно ли сказал я? Надлежащим ли образом приготовлены обе трапезы? нет ли в чем недостатка? Не думаю; я коснулся и гостей, и многоценности сосудов, и убранств, и яств. Впрочем, если что и пропустили мы, то пропущенное найдем в дальнейшей речи. 

Итак, когда та и другая трапеза получила у нас приличный вид, – посмотрим, где вы возляжете. Я-то пойду туда, где сидят слепые и хромые; а многие из вас изберут, быть может, эту торжественную и блестящую трапезу военачальников. Посмотрим же, которая исполнена большего удовольствия. Будущего мы не станем еще исследовать, потому что в будущем-то преимуществует моя. Почему? Потому что за нею будет возлежать Христос, а за этой – люди, за той Владыка, а за этой рабы. Но об этом пока не будем говорит, а посмотрим, за которой трапезой больше удовольствия в настоящем. И с этой стороны удовольствие (сидеть с бедными) более велико: возлежание за трапезой с царем приносить конечно больше удовольствия, чем возлежание с рабами; но исключим это и исследуем дело само по себе. Я и другие, вместе со мною избравшие эту трапезу, с большой свободой и смелостью будем обо всем говорит и слушать друг друга; а вы, страшась и трепеща, и стыдясь совозлежащих, не дерзнете даже протянуть руку, точно пришли не на обед, а в школу, и точно трепещете пред жестокими господами. Не так бывает у тех. Но какая великая честь, скажешь ты! Да, я пользуюсь большей честью. Ваше ничтожество тогда-то резко и обнаруживается, когда, принимая участие в этой трапезе, вы говорите рабски, потому что раб тогда-то особенно и является рабом, когда возлежит за трапезой с господином. Находясь там, где ему не следует быть, он через это сближение не столько получает чести, сколько, подвергается унижению, – тогда именно он и бывает очень унижаем. И раба увидишь ты славным, когда он – сам по себе, и бедного славным, когда он – сам по себе, а не тогда, когда идет рядом с богатым. Низкое тогда является низким, когда стоить подле высокого: от сравнения низкое становится ниже, а не выше. Таким же образом возлежание с теми за трапезой ничтожнее делает вас, а не нас. Мы имеем преимущество пред вами в двух отношениях, – в свободе и чести, с которыми, когда Дело идет об удовольствии, ничто сравниться не может. Лучше соглашусь я питаться хлебом, наслаждаясь свободой, чем многочисленными кушаньями, терпя рабство. "Лучше, – говорит (Премудрый), – блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть» (Притч. 15:17). Ставшие в ряд нахлебников или сделавшиеся еще хуже их, что ни говорили бы, необходимо должны либо хвалить присутствующих, либо оскорблять их. Они, хотя со стыдом и досадой, все же имеют смелость говорит; а у вас нет и этого. Таково ваше ничтожество: вы боитесь и ползаете, а чести никакой. Итак, та трапеза лишена всякого удовольствия; а эта напротив исполнена всяческой утехи. 

5. Но исследуем и самое свойство кушаний. Там, хотя и не хочешь, по необходимости вредишь себе множеством вина; а здесь, кто не желает, может не есть и не пить. Таким образом там и предшествующее чувство унижения, и последующая за пресыщением тягость уничтожают удовольствие, возбуждаемое качеством кушаний. А действительно, пресыщение не менее, чем голод, даже гораздо сильнее, разрушает тела и подвергает их болезням. Дай мне кого хочешь, я скорее расторгну его пресыщением, чем голодом: бесспорно последний сноснее первого. Голод можно перенести дней двадцать; а пресыщения не перенести и два дня. Непрестанно борясь с голодом, поселяне пользуются здоровьем и не нуждаются во врачах; а этого, разумею пресыщения, не могут выдержать и те, которые то и дело призывают врачей, – или, лучше сказать, тиранство его часто посрамляет их помощь. Итак, что касается до удовольствия, – трапеза бедных имеет преимущество. Если быть в чести приятнее, чем в бесчестии, иметь власть приятнее, чем подчиняться, сохранить смелость приятнее, чем трепетать и бояться, наслаждаться, сколько нужно, приятнее, чем свыше меры погружаться в волнах роскоши, – то в отношении к удовольствию это трапеза лучше той. Лучше она и по отношению к издержкам: та разорительна, а эта нет. Но что? Возлежащим ли только приятнее эта трапеза, или и приглашающему приносит она больше удовольствии, чем та? Вот то, о чем особенно спрашивается. 

Созывающий (знатных) приготовляется за много дней, принужден бывает хлопотать, заботиться и беспокоиться, забыть сон ночью и отдых днем, должен о многом думать сам с собою, разговаривать с поварами, с пекарями, с устроителями трапезы. Потом, когда наступил назначенный день, видишь, что он более беспокоен, чем тот, кто вступает в бой, как бы не случилось чего непредвиденного, как бы не стали говорит худо, как бы не нажить многих обвинителей. Напротив этот (приглашающий бедных), приготовляя трапезу по-домашнему и не тревожась о ней за много дней, свободен от всех таких забот и хлопот. И после этого, тот немедленно лишается благодарности, а этот имеет своим должником Бога и питается благими надеждами, находя в своей трапезе пищу для ежедневного ликования. Хлеб иждивается, а благость не иждивается, но ежедневно радует и веселит более, чем (сколько веселятся люди) обильно напояемые вином. Ничто столько не питает души, как добрая надежда и чаяние благ. Но посмотрим еще, что следует за этим. Там – флейты, цитры и свирели; здесь – ни одной неприличной песни, – а что? – гимны и псалмопения; там воспеваются демоны, здесь – Бог, Владыка всяческих. Смотри, сколько благодарности здесь, и сколько непризнательности и бесчувственности там. Скажи мне: Бог напитал тебя Своими благами, и напитавшись, надобно бы благодарить Его; а ты вводишь демонов? Ведь под свирель распеваются песни демонам. Надлежало бы сказать: благословен Ты, Господи, что напитал меня Твоими благами; а ты, будто какая не знающая чести собака, даже не помнишь (о Боге), а вводишь демонов? Да и собаки, – получают ли что, или не получают, – ласкаются к домашним; а у тебя и этого нет. Собака, и ничего не получая, ласкается к господину; а ты, и получая, лаешь на него. Опять, – собака, и благодетельствуемая чужим, не оставляет от того вражды к нему и не вступает с ним в дружбу; а ты, и терпя от демонов бесчисленные злодеяния, вводишь их на обеды. Поэтому ты вдвое хуже собаки. 

Кстати вспомнил я теперь о собаках, применительно к людям, благодарным за получаемое ими добро. Устыдитесь, прошу вас, собак, которые и голодая ласкаются к господам, тогда как ты, слыша, что кому-нибудь послужил демон, тотчас оставляешь Господа, о, бессмысленнейший собаки! Но блудницы, говоришь, возбуждают, когда смотрят на них, удовольствие. Какое удовольствие? Не всяческое ли бесчестие? Дом твой сделался домом непотребства, бешенства и неистовства, – и ты не стыдишься называть это удовольствием? Ведь если позволительно наслаждаться всеми удовольствиями, то величайшим срамом будет и происходящее от них огорчение. Каким образом? Не тяжко ли дом свой сделать непотребным, и наслаждаться удовольствием, подобно свиньям, валяющимся в грязи? Если же это так только по наружности, то опять великое горе, потому что воззрение – не удовольствие, когда за ним не следует дело, но большее пожелание и сильнейший огонь. А хочешь ли знать конец? Те, вставая из-за стола, уподобляются неистовым и беснующимся, обнаруживают дерзость, задорливость, и бывают смешны даже для рабов, так как и домочадцы выходят трезвыми, а они пьяными. Какой срам! Здесь же, напротив, не бывает ничего такого, – здесь обедавшие, заключив трапезу благодарением, возвращаются в свои дома и радостно засыпают, радостно пробуждаются и бывают свободны от всякого стыда и ответственности. 

6. Если хочешь видеть и самих званных, то увидишь их такими же внутренне, каковы эти внешне, то есть слепыми, калеками, хромыми. И каковы у этих тела, таковы у тех души – пораженные водянкой и воспалением: такова именно надменность. После роскошного пира бывает уродство: таковы именно пресыщение и пьянство, делающие, людей хромыми и кривыми. А этих увидишь ты таковыми же по душе, каковы те по телу, т. е. светлыми, украшенными: проводя жизнь в благодарении, не ища ничего, кроме довольства, и любомудрствуя, они через это бывают всегда веселы. Посмотрим здесь и там на конец. Там необузданное удовольствие, громкий хохот, пьянство, остроты, срамословие; если сами они стыдятся произносить постыдное, то это делается через блудниц; напротив здесь – человеколюбие, кротость. Того, кто зовет тех, вооружает тщеславие; а кто приглашает этих, тот возбуждается человеколюбием и кротостью; эту трапезу устраивает человеколюбие, а ту – тщеславие и жестокость в связи с несправедливостью и любостяжанием. Та оканчивается, как я сказал, надменностью, исступлением, неистовством, – таково именно порождение тщеславия, – а эта благодарением и славой Божьей. Та больше восхваляется людьми (чем эта); тому и завидуют, а этого все, даже и не облагодетельствованные, почитают как бы общим отцом. И как не обиженные состраждут обиженным и все сообща бывают врагами (обижающих), так и не облагодетельствованные сочувствуют облагодетельствованным и вместе хвалят и прославляют сделавшего благодеяние. Там много ненависти; а здесь много попечения, много от всех молитв. Это так теперь; тогда же, когда Христос придет, этот станет с великим дерзновением и пред всей вселенной услышит: ты видел Меня алчущим, и напитал, нагим, и одел, – странником, и ввел, и т. д., а тот выслушает противное: «лукавый раб и ленивый» (Мф. 25:35, 26), и опять: горе нежащимся на постелях своих и спящим на ложах из слоновой кости, пьющим процеженное вино и мажущимся первейшими мазями, как бы думали они стоять, а не бежать (Амос. 6:4–5). Это сказано нам не просто, но с тем, чтобы вы изменили свои помыслы и не делали ничего бесполезного. 

Почему же, скажешь, не делать мне и этого и того? Такой вопрос все то и дело повторяют Но, скажи мне, что за необходимость, имея возможность все делать с пользой, разделять (свои действия), и одни направлять не только к ненужному, но и к суетному, а другие к полезному? Скажи мне, если бы во время посева одни семена бросил ты на камень, а другие на добрую землю, – было ли бы это для тебя безразлично, и сказал ли бы ты: какой тут вред, что те семена бросили мы по пустому, а эти на добрую землю? Почему же бы все не на добрую? Для чего уменьшать пользу? Когда нужно бывает приобретать деньги, – ты не говоришь этого, но отовсюду приобретаешь; а там – не так. Когда нужно бывает пустить деньги в рост, – ты не говоришь: для чего одни давать бедным, другие богатым, но – все тем? Почему же таким образом не рассчитываешь и здесь, где столько пользы, и позволяешь себе попусту тратиться и суетно растрачивать (свое имущество)? Но и в этом, говоришь, есть польза. Какая, скажи мне? Это увеличит дружбу. Нет ничего холоднее людей, делающихся от этого друзьями, – от трапезы и паразитного пресыщения; нет ничего неприятнее дружбы, получившей такое начало. Не оскорбляй того дивного дела, – той любви (αγάπη), и не говори, что она есть корень твоей трапезы; иначе ты сказал бы подобное тому, кто утверждал бы, что корень дерева, приносящего золото и драгоценные камни – не таков же, но что это рождается из гнили. Хотя бы твоя дружба отсюда родилась, ничего не было бы холоднее ее. Те трапезы устанавливают дружбу не к людям, а к Богу, и (та дружба) определена постановлениями, как (и трапезы) определены ими. Кто истрачивает иное там, иное здесь, тот хотя бы и много дал, не сделал ничего великого; а кто все истрачивает здесь, тот хотя и немного дает, все совершает. Вопрос – не в том, чтобы дать много или мало, а в том, чтобы дать не меньше, чем сколько можешь. Припомним пять талантов и два таланта; припомним положившую две лепты; припомним вдовицу во времена Илии. Не сказала та, положившая две лепты: какой вред, если одну лепту удержу у себя и одну дам? Нет, она отдала все свои средства. А ты, живущий в столь великом изобилии, скупее ее. Итак, не будем нерадивы о своем спасении, но позаботимся о милостыне. Ничего нет лучше ее; это покажет время будущее, это же показывает и настоящее. Будем же жить во славу Бога, и творить то, что Ему благоугодно, чтобы удостоиться нам обетованных благ, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

---

Просмотров: 286

---