Том 1 / Оглавление
Православно-догматическое Богословие. Том 1 / Оглавление / Содержание / Введение. § 1. Долг православно-догматического Богословия. § 2. Понятие о христианских догматах, как предмете православно-догматического Богословия. § 3. Происхождение и раскрытие догматов в Церкви: источники и образцы православно-догматического Богословия. § 4. Разные деления догматов и значение этих делений в православно-догматическом Богословии. § 5. Характер, план и метод православно-догматического Богословия. § 6. Первый период православно-догматического Богословия. § 7. Второй период православно-догматического Богословия. § 8. Третий период православно-догматического Богословия.
«Быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем.» Еф. 2:20.
«Чтобы, если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины.» 1Тим. 3:15.
«Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они.» 1Иоан. 4:1.
Содержание
§ 1. Долг православно-догматического Богословия.
§ 2. Понятие о христианских догматах, как предмете православно-догматического Богословия.
§ 4. Разные деления догматов и значение этих делений в православно-догматическом Богословии.
§ 5. Характер, план и метод православно-догматического Богословия.
§ 6. Первый период православно-догматического Богословия.
§ 7. Второй период православно-догматического Богословия.
§ 8. Третий период православно-догматического Богословия.
Часть 1. О Боге в самом себе и общем отношении его к миру и человеку.
§ 9. Степень нашего познания о Боге, по учению Православной Церкви.
§ 10. Сущность и разделение православного учения о Боге в самом Себе.
Глава 1. О Боге, едином в существе.
§ 11. Состав и порядок исследования.
§ 12. Учение церкви и краткая история догмата.
§ 13. Доказательства единства Божия из Священного Писания.
§ 14. Доказательства единства Божия логические, какие употребляли святые Отцы и учители Церкви.
§ 15. Нравственное приложение догмата.
§ 16. Краткая история догмата, учение о нем Церкви и состав этого учения.
§ 17. Понятие о существе Божием: Бог есть Дух.
§ 18. Понятие о существенных свойствах Божиих, их число и разделение.
§ 19. Свойства существа Божия вообще.
2. Самобытность (αυτούσια, aseitas).
4. Неизмеримость и вездесущие.
4. Совершеннейшая истинность и верность.
§ 22. Отношение существенных свойств Бога к Его существу и между собою.
§ 23. Нравственное приложение догмата.
Глава 2. О Боге, троичном в лицах.
1. О троичности лиц в Боге, при единстве существа.
§ 25. Краткая история догмата и смысл церковного о нем учения.
§ 28. Подтверждение той же истины из Священного Предания.
§ 29. Отношение догмата о троичности Лиц во едином Боге к здравому разуму.
§ 30. Нравственное приложение догмата.
2. О равенстве и единосущии Божеских лиц.
§ 31. Связь с предыдущим, краткая история догмата и смысл церковного о нем учения.
§ 33. Доказательства из Священного Писания Божества Сына и Его единосущия с Отцом.
§ 34. Доказательства из Священного Предания Божества Сына и Его единосущия с Отцом.
§ 35. Доказательства из Священного Писания Божества Святого Духа и Его единосущия со Отцом и Сыном.
§ 35. Доказательства из Священного Предания Божества Святого Духа и Его единосущия со Отцом и Сыном.
§ 37. Нравственное приложение догмата.
3. О различии Божеских лиц по их личным свойствам.
§ 38. Связь с предыдущим, краткая история догмата и учение о нем Церкви.
§ 39. Личное свойство Бога Отца.
§ 40. Личное свойство Бога Сына.
§ 41. Личное свойство Бога Духа Святого.
§ 42. Рассмотрение вопроса об исхождении Святого Духа на основании Священного Писания.
§ 43. Как учат об исхождении Святого Духа древние символы.
§ 44. Как учили об исхождении Святого Духа древние Соборы.
§ 47. Следствие из всех рассмотренных отеческих свидетельств.
§ 48. Взгляд на соображения богословствующего разума об исхождении Святого Духа.
§ 50. Нравственное приложение догмата.
Часть 2. О Боге в общем отношении его к миру и человеку.
§ 51. Понятие об этом отношении и учение о нем Церкви.
§ 52. Учение Церкви и состав этого учения.
§ 53. Понятие о творении Божием и краткая история догмата.
§ 55. Бог сотворил мир из ничего.
§ 56. Бог сотворил мир не от вечности, а во времени, или вместе со временем.
§ 57. Участие всех Лиц Пресвятой Троицы в деле творения.
§ 59. Побуждение к творению и его цель.
§ 60. Совершенство творения и откуда зло в мире.
§ 61. Нравственное приложение догмата.
2. О главных видах творений Божиих.
§ 62. Учение Церкви и краткий обзор ложных мнений о догмате.
1.1. О духах добрых или ангелах.
§ 63. Понятие об ангелах и достоверность их бытия.
§ 64. Происхождение ангелов от Бога и время их происхождения.
§ 66. Число ангелов и степени: небесная иерархия.
§ 67. Разные названия злых духов и достоверность их бытия.
§ 68. Злые духи сотворены Богом добрыми, но сами сделались злыми.
§ 69. Природа злых духов, их число и степени.
§ 70. Нравственное приложение изложенного догмата.
§ 71. Учение Церкви и краткий обзор ложных мнений о догмате.
§ 72. Моисеево сказание о происхождении мира вещественного есть история.
§ 73. Смысл Моисеева сказания о шестидневном творении.
§ 74. Решение возражений, делаемых против Моисеева сказания.
§ 75. Нравственное приложение догмата.
§ 76. Связь с предыдущим. Учение Церкви и состав этого учения.
3.1. Происхождение и природа человека.
§ 77. Сущность и смысл Моисеева сказания о происхождении первых людей, Адама и Евы.
§ 78. Происхождение от Адамы и Евы всего рода человеческого.
§ 79. Происхождение каждого человека и в частности происхождение душ.
§ 81. Свойства человеческой души.
§ 82. Образ и подобие Божие в человеке.
3.2. О назначении и первобытном состоянии человека.
§ 84. Способность первозданного человека к своему назначению, или совершенство.
§ 85. Особенное содействие Божие первозданному человеку в достижении его предназначения.
§ 86. Заповедь, данная Богом первому человеку, ее необходимость и значение.
§ 87. Блаженство первозданного человека.
3.3. О самовольном падении и следствиях падения человека.
§ 88. Образ падения наших прародителей.
§ 89. Тяжесть греха наших прародителей.
§ 90. Следствия падения наших прародителей.
§ 91. Переход греха прародителей на род человеческий: предварительные замечания.
§ 92. Действительность первородного греха, его всеобщность и способ распространения.
§ 93. Следствия прародительского греха в нас.
§ 94. Нравственное приложение догмата.
Глава 2. О Боге, как промыслителе.
§ 95. Учение Церкви и состав настоящей главы.
§ 96. Понятие о Промысле Божием, его действия и виды, и обзор ложных мнений о догмате.
§ 97. Действительность Промысла Божия.
§ 98. Действительность каждого из действий Промысла Божия.
§ 99. Действительность обоих видов Промысла Божия.
§ 100. Участие всех Лиц Пресвятой Троицы в деле Промысла.
§ 101. Отношение Промысла Божия к свободе нравственных существ и злу, существующему в мире.
§ 102. Нравственное приложение догмата.
2. О Промысле Божием по отношению к главным видам творений божиих.
§ 103. Связь с предыдущим и точки зрения на предмет.
§ 104. Бог содействует ангелам добрым.
§ 105. Бог управляет ангелами добрыми в служение их Богу.
§ 106. Бог управляет ангелами добрыми в служении людям вообще.
§ 107. Ангелы-хранители человеческих обществ.
§ 108. Ангелы-хранители частных лиц.
§ 109. Бог только попускает деятельность ангелов злых.
§ 111. Нравственное приложение догмата.
§ 112. Связь с предыдущими темами.
§ 113. Бог содействует существам мира видимого.
§ 114. Бог управляет миром видимым.
§ 116. Нравственное приложение догмата.
§ 117. Связь с предыдущим: особенное попечение Божие о человеке.
§ 118. Бог промышляет о частных лицах.
§ 119. Бог промышляет преимущественно о праведниках: решение недоумения.
§ 120. Способы промышления Божия о человеке и переход к следующей части.
§ 121. Нравственное приложение догмата.
Введение.
§ 1. Долг православно-догматического Богословия.
Православно-догматическое Богословие, понимаемое в смысле науки, должно изложить христианские догматы в систематическом порядке, с возможной полнотой, ясностью и основательностью, и притом не иначе, как по духу православной Церкви.1
§ 2. Понятие о христианских догматах, как предмете православно-догматического Богословия.
Под именем христианских догматов разумеются откровенные истины, преподаваемые людям Церковью, как непререкаемые и неизменные правила спасительной веры. То есть, в каждом христианском догмате предполагаются три необходимые черты: догмат –
1) есть истина откровенная и, значит, содержащаяся в Священном Писании, или Священном Предании, или в обоих вместе: потому что других источников для христианской Религии нет, и учение, не заключающееся в этих источниках, никогда не может быть христианским догматом. В этом-то смысле истины – принесенные на землю Христом Спасителем, в самом Слове Божием называются догматами,2 и у древних знаменитых пастырей Церкви встречаются выражения: догматы Божественные,3 догматы Христовы,4 догматы Господни,5 догматы евангельские, догматы апостольские;6 даже все христианское учение называется вообще догматом,7 Евангелисты и Апостолы именуются учителями догмата,8 а православные христиане – блюстителями догмата.9 Этой первой чертой христианский догмат отличается: а) от всех догматов и вообще истин нехристианских, как-то: от догматов и истин всякой другой религии,10 от догматов в смысле философическом,11 политическом12 и под.; б) от истин и христианских, но не заключающихся в Божественном Откровении, каковы: большая часть истин исторических, например, касательно жизни и творений того или другого Отца Церкви, истин обрядовых и канонических, т.е. определяющих церковное богослужение и благочиние. Все эти истины уже потому одному, что они не содержатся в Божественном Откровении, как бы важны ни были, не могут назваться христианскими догматами.
2) – есть истина, преподаваемая Церковью. Ибо хотя все христианские догматы до одного заключаются в Божественном Откровении, но мы, как частные верующие, заимствуя их каждый непосредственно из Откровения, легко можем не понять того или другого догмата, или понять превратно, или, если и поймем правильно, не можем быть решительно убеждены, что наше разумение догматов совершенно истинно,13 – тогда как Церковь на то, между прочим, и учреждена Господом, чтобы быть ей хранительницей и истолковательницей Его Откровения для всех людей, быть столпом и утверждением истины (1Тим. 3:14), и с этой целью соблюдается Духом Святым так, что не может погрешать, ни обманывать, ни обманываться.14 Следовательно, для того, дабы нам вполне убедиться, что известные откровенные истины надобно признавать за догматы, и что их надобно понимать так, а не иначе, нам необходимо услышать эти истины и точное определение их из уст Христовой Церкви, – разумеется. Церкви истинной, православной. В сем-то смысле еще Собор апостольский, Иерусалимский, представлявший собой всю Церковь учащую, употребил слово – έδοξε (Ибо угодно Святому Духу и нам... Деян. 15:28), начиная свои краткие определения, обнародованные потом всем верующим для руководства, а святой Евангелист Лука назвал эти определения догматами или определения (δόγματα), постановленные Апостолами и пресвитерами в Иерусалиме (16:4). В таком же знаменовании и все, следовавшие затем, Соборы Вселенские, также представлявшие собой всю Церковь учащую, начинали свои определения, по примеру Собора апостольского, словом – έδοξε (изволися) и называли эти определения догматами, например: догмат ста семидесяти святых Отец шестого вселенского Собора о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе.15 Посему, наконец, в писаниях древних пастырей христианские догматы нередко называются прямо догматами Церкви, словами Церкви,16 а христиане, неизменно содержащие догматы, называются принадлежащими Церкви.17 Этой новой чертой христианские догматы отличаются: а) от частных мнений, какие могут составлять сами верующие непосредственно на основании Божественного Откровения, касательно истин веры, и которые, хотя бы были совершенно справедливы, навсегда останутся только мнениями, если не будут определены и преподаваемы для всех Церковью.18 А с другой стороны – б) как догматы православные, здравые, благочестивые,19 отличаются от догматов не православных или, по выражению святых Отцов, от догматов нечестия, догматов развращенных и еретических, которых держатся частные церкви или общества, отделившияся от истинной Церкви Христовой.20
3) – есть истина, преподаваемая Церковью, как непререкаемое и неизменное правило спасительной веры: – последняя существенная черта христианского догмата, отличающая его от всех других истин самого Откровения христианского, содержимых и преподаваемых Церковью. Истины христианского Откровения, заключающегося преимущественно в книгах Священного Писания, разделяются на два рода: на истины веры, которые должно усвоять умом верующим, и на истины деятельности, которые должно усвоять волей и осуществлять в жизни. Истины веры подразделяются еще на два класса: одни относятся к самому существу христианской Религии, как восстановленного союза между Богом и человеком, и содержат учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, определяя, во что именно и как должен веровать человек, чтобы спастись: они-то и преподаются Церковью, как непререкаемые и неизменные правила спасительной веры. Другие к существу христианской Религии непосредственно не относятся, и содержат в себе или исторические сказания о Церкви Божией ветхозаветной и отчасти новозаветной, о судиях, царях, правителях, первосвященниках народа Божия, о святых Пророках, Апостолах и многих других лицах; или частные изречения разных лиц, Пророков, Апостолов, самого даже Христа Спасителя, не относящиеся к существу христианской Религии (наприм. Иоан. 1:42,47; 4:50; 6:8); или пророчества касательно судьбы народа Божия, других народов, городов и т. п., – а потому хотя достойны всей нашей веры, будучи изложены в Божественном Откровении, но не преподаются Церковью, как необходимые для спасения. Истины деятельности подразделяются также на два класса: на такие, которые определяют, что именно должен делать человек, как существо нравственное, призванное в новый благодатный союз с Богом: это собственно нравственные христианские заповеди; и – на такие, которые показывают, как христианин должен выражать свое отношение к Богу во внешнем богослужении, и как христианину должно поступать в доме Божием (1Тим. 3:15), – истины обрядовые и канонические, которых, впрочем, в книгах нового Завета весьма мало. Из всех этих откровенных истин, подразделяющихся таким образом на четыре класса, догматами называются в строгом смысле только те, которые заключаются в классе первом, т.е. истины, которые относятся к самому существу христианской Религии, содержат учение о Боге и Его отношении к миру и человеку, и определяют во что именно и как должен веровать христианин, чтобы спастись. Как истины веры, они отличаются от всех истин (правил) деятельности; а как правила спасительной веры, отличаются от истин веры, не относящихся непосредственно к существу христианской Религии и спасению человека.
Догматами, в строгом смысле, на языке церковном называются только истины веры, в отличие от всех истин деятельности христианской, нравственных, обрядовых и канонических. Это видно из примера самих вселенских Соборов, которые догматами называли исключительно одни свои вероопределения, называя все прочие постановления свои канонами или правилами.21 Видно также из писаний святых Отцов, например:
а) святого Кирилла Иерусалимского, у которого читаем: “сущность Религии (или образ Богопочтения) состоит из следующих двух вещей, – из точного познания догматов благочестия и из добрых дел; догматы без добрых дел неприятны Богу; не приемлет Он и дел, если они основаны не на догматах благочестия;”22 б) святого Григория Нисского, который, на основании слов Спасителя к Апостолам: Итак идите, (μαθητεύσατε) научите все народы,.. уча их соблюдать всё (τηρείν πάντα), что Я повелел вам (Матф. 28:19,20), разделяет все христианское учение на две части: Нравственную и догматическую (εις έθικον μέρος καί είς δογμάτων άκριβείαν); в) святого Златоуста, по словам которого Христианство требует, вместе с догматами православия, и благочестивой деятельности.23 Это же, наконец, подтверждается употреблением слова: догматик (δογματικόν) в церковно-богослужебных книгах, где под именем догматиков известны Богородничные песни, заключающие в себе учение веры о приснодевстве Богоматери, воплощении Господа и соединении в Нем двух естеств.
Догматами называются только те из истин веры, изложенных в Божественном Откровении, которые, относясь к самому существу христианской Религии, как восстановленного союза между Богом и человеком, содержат в себе собственно учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, и которые преподаются Церковью, как правила спасительной веры, непререкаемые и неизменные. Для доказательства этой мысли довольно указать: а) на краткие изложения православных догматов или символы, где заключаются, действительно, только истины о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, а вслед затем и на изъяснения сумволов Церковью в катихизисах, где видим тоже самое; б) на то, что с самого начала Православная Церковь всегда отлучала от себя, и след. от участия в вечном спасении, людей, которые осмеливались отвергать или искажать еe догматы,24 и – в) на прямое учение Церкви о непререкаемости и неприкосновенности ее догматов: “аще кто-либо из всех, говорят Отцы шестого вселенского Собора, не содержит и не приемлет догматов благочестия, и не тако мыслит и проповедует, но покушается идти противу оных, тот да будет анафема, по определению, прежде постановленному святыми и блаженными Отцами, и от сословия христианского, яко чуждый, да будет исключен и извержен. Ибо мы сообразно с тем, что определено прежде, совершенно решили ниже прибавляти что-либо, ниже убавляти, и не могли ни коим образом” (прав. 1). Эта неприкосновенность и неизменяемость христианских догматов основывается на том, что все они открыты самим Богом и преподаются нам Церковью, учительницей богоучрежденной и непогрешимой.
Следовательно, догматы христианские, если смотреть только на их отличительный характер в ряду прочих откровенных истин, можно определить еще так: “это суть истины, существенно входящие в состав вероучения, содержимого и преподаваемого христианской Церковью.” А потому и православное догматическое Богословие будет не что иное, как система православного вероучения. Если же смотреть вместе на самое содержание христианских догматов, то их должно определить следующим образом; “это суть истины (содержимые и преподаваемые Церковью) именно о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, или, что тоже, о Боге в самом Себе и о Боге, как Творце, Промыслителе и Спасителе.” И вслед затем под именем православного догматического Богословия надобно будет разуметь науку, которая излагает учение православной Церкви о Боге и делах Его, как обыкновенно и определяют эту отрасль Богословия.
§ 3. Происхождение и раскрытие догматов в Церкви: источники и образцы православно-догматического Богословия.
Из представленного понятия о христианских догматах открывается, что они все имеют происхождение Божественное. След. ни умножать, ни сокращать их в числе, ни изменять и превращать, каким бы то образом ни было, никто не имеет права: сколько их открыто Богом в начале, столько и должно оставаться их на все времена, пока будет существовать Христианство. Но, пребывая неизменными в самом Откровении, как по числу, так и по существу своему, догматы веры тем не менее должны раскрываться и раскрываются в Церкви по отношению к верующим.
С тех самых пор, как люди начали усвоять себе догматы, преподанные в Откровении, и низводить их в круг своих понятий, эти священные истины неизбежно стали разнообразиться в понятиях разных неделимых (так бывает со всякой истиной, когда она становится достоянием людей), – неизбежно должны были явиться и явились разные мнения, разные недоумения насчет догматов, разные даже искажения догматов или ереси, намеренные и ненамеренные. Чтобы предохранить верующих от всего этого, чтобы показать им, чему именно и как они должны веровать на основании Откровения, Церковь с самого начала предлагала им, по преданию от самих святых Апостолов, краткие образцы веры или символы.25 Здесь в немногих словах излагалась совокупность всех коренных догматов Христианства, и каждый член имел двоякое значение: с одной стороны указывал истину Откровения, которую верующие должны были принимать за догмат веры, а с другой предохранял их от какой-либо ереси, против которой был направлен.26 Так было в продолжение трех первых веков Христианства: в Церкви существовал не какой-либо один, а употреблялось несколько символов, которые, будучи сходны между собой по духу, были различны по букве,27 имея почти каждый некоторый особенности, направленные против заблуждений, какие возникали в том или другом месте, где известный символ употреблялся.28 Из числа этих символов доселе остается в особенном уважении в православной Церкви символ святого Григория Чудотворца, излагающий учение о личных свойствах и совершенном равенстве всех Лиц Пресвятой Троицы против Савеллия и Павла самосатского.29
С четвертого века, когда явились гибельнейшие ереси Ария и потом Македония, и когда еретики начали особенно злоупотреблять словами, доселе употреблявшимися для означения разных истин веры, и начали издавать собственные символы по образцу православных, – Церковь увидела необходимость составить и обнародовать для руководства всех верующих один определенный символ, неизменный даже по букве, и вообще установить значение священных слов и церковно-богословский язык.30 Такой символ, действительно, и составлен на первом Вселенском Соборе, и, будучи дополнен на втором, под именем никео-цареградского, по правилам третьего и последующих вселенских Соборов, сделался непреложным образцом веры для всего христианского мира и на все веки.31 Символ этот содержит в себе тоже самое учение, какое было и в прежних; но с той разностью, что некоторые члены веры раскрыты в нем с большей определенностью и подробностью против разных новых ересей, особенно члены о Божестве второго Лица Святой Троицы против Ария, Фотина и Аполлинария, и о Божестве третьего Лица Святой Троицы – против Македония.32
В следующем веке возникла ересь Монофизитов, и четвертый Вселенский Собор (в 451 г.) составил вероопределение о двух естествах в едином лице Господа нашего Иисуса Христа, которое (вероопределение) есть не что иное, как точнейшее изложение смысла, заключающегося в третьем члене никео-цареградского символа.33
Около того же времени появился символ так называемый Афанасиев, в котором, кроме учения о Пресвятой Троице, со всею точностью изложено учение о соединении двух естеств в Господе Иисусе, – символ, хотя составленный не на Вселенских Соборах, но принятый и уважаемый всей Церковью. Возникла потом ересь Монофелитов, и шестой Вселенский Собор (в 681 г.) составил вероопределение о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе, которое можно назвать дальнейшим раскрытием вероопределения халкидонского. Возникла ересь иконоборцев, и седьмой Вселенский Собор (в 787 г.) составил вероопределение об иконопочитании. Все эти вероопределения Вселенских Соборов, четвертого, шестого и седьмого, составляют необходимое дополнение к никео-цареградскому символу, хотя и не внесены в него вследствие правил самих же Вселенских Соборов о совершенной его неприкосновенности и неизменности. Кроме главнейших догматов, вошедших с самого начала в символы веры и раскрывавшихся на Соборах вселенских, некоторые другие догматы в тоже время раскрываемы были, по поводу возникавших ересей, на соборах поместных, утвержденных потом шестым вселенским, трулльским, например: догматы о первородном грехе, о действиях благодати, о необходимости крещения и для младенцев (в правилах 123–130 собора карфаг.) и о таинстве миропомазания (в 48 правиле собора лаодикийского), а также и частными святыми Отцами в их многочисленных писаниях, между которыми достойны особенного уважения поименованные и одобренные (во 2 правиле) тем же самым собором, трулльским.34 Так совершился второй, важнейший, период раскрытия или развития христианских догматов в Церкви, – важнейший и потому, что здесь раскрываемы и определяемы были догматы на Соборах Вселенских, непогрешимых; и потому, что были определены догматы коренные, заключающие в себе или под собой и все прочие, утвержден был окончательно на все века один неизменный образец веры, как основание всего догматического Богословия, определен и установлен с точностью самый церковно-богословский язык. Поэтому-то православная Церковь восточная ясно исповедует: “наши догматы и учение нашей восточной Церкви еще издревле наследованы, правильно и благочестиво определены и утверждены святыми и Вселенскими Соборами; прибавлять к ним или отнимать от них что-либо непозволительно. Посему желающие согласоваться с нами в божественных догматах православной веры должны с простотой, послушанием, без всякого исследования и любопытства, последовать и покориться всему, что определено и постановлено древним преданием Отцов, и утверждено святыми и Вселенскими Соборами, со времени Апостолов и их преемников, богоносных Отцов нашей Церкви.”35
Это, однако, не значит, будто с прекращением вселенских Соборов прекратилось дальнейшее раскрытие догматов в православной Церкви. Оно не прекратилось, потому что не прекратились заблуждения и ереси. Главнейшие из таковых заблуждений были, во-первых, заблуждения церкви римской, отдалившие ее от Церкви вселенской, – и на православном Востоке не раз составлялись против них соборы и писались точнейшие вероизложения; а во-вторых – заблуждения протестантов в их различных сектах, не раз также подвергавшиеся в православной Церкви восточной соборному рассмотрению пастырей, которые в тоже время издавали против этих заблуждений, в охранение чистоты Православия, точнейшие вероизложения. Таким-то образом составились два обстоятельнейшие исповедания православной Церкви восточной, в которых вероопределения древних Вселенских Соборов развиты в подробностях применительно к заблуждениям и ересям, возникшим впоследствии. Разумеем: Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной и Послание Патриархов православно-кафолической Церкви о православной вере.36 По образцу этих исповеданий и особенно по образцу первого из них, как на православном Востоке, так и в России, с той же целью в последующее время составлялись и другие изложения веры или катихизисы, между которыми в нашем отечестве первое место занимает: Православный христианский катихизис православной кафолической восточной Церкви, рассмотренный и одобренный святейшим правительствующим Синодом. Нельзя утверждать, чтобы раскрытие христианских догматов прекратилось даже теперь: оно не прекратится дотоле, пока не прекратятся заблуждения против догматов, и след., пока не прекратится в Церкви потребность, применительно к новым заблуждениям, определять и объяснять свои догматы в охранение Православия.37
Что ж сказать вообще о значении этого развития или раскрытия догматов в Церкви? Оно не есть какое-либо умножение числа догматов; – нет: догматов и теперь остается в православной Церкви столько, сколько их открыто самим Богом в начале. Не есть также какое-либо изменение догматов, которые и теперь православная Церковь соблюдает и преподает во всей их неприкосновенности и неизменяемости. Все это развитие есть собственно одно только точнейшее определение и объяснение одних и тех же неизменных в существе своем догматов, совершающееся постепенно в продолжение веков, по поводу разных заблуждений и ересей, возникавших и не престающих существовать в недрах Христианства.38 И кем совершалось и совершается это определение и объяснение догматов? Совершалось и совершается Церковью, в которой постоянно обитает Дух Святой, предохраняющий ее от всяких заблуждений. Как совершается? Не иначе, как на основании того же самого Божественного Откровения, т.е. Священного Писания и Священного Предания, в котором преподаны Богом еще в начале самые догматы. След., при развитии догматов, не привносится в состав христианского вероучения ничего нового, а только, по поводу ересей, точнее определяется и объясняется для православно-верующих то, что и прежде исповедовали они, на основании Откровения, хотя не так раздельно. И, значит, как самые догматы, так и все подробнейшее развитие их в Церкви достойны всего нашего уважения: ибо как догматы, так и развитее их равно основываются на Божественном Откровении; как догматы, так и развитие их равно извлекаются из Откровения Церковью, непогрешимой учительницей.
Из сказанного нами касательно происхождения и раскрытия догматов мы должны вывести следующие заключения:
1) Единственный источник для православного догматического Богословия есть Божественное Откровение, т.е. Священное Писание и Священное Предание.
2) Непреложным основанием для этого Богословия должно признать никео-цареградский символ, заменивший собой все прежние символы, и принятый вселенской Церковью за неизменный образец веры на все века, – а вместе с этим символом, как дополнение к нему, и все другие вероопределения святых Вселенских и Поместных Соборов и святых Отцов, поименованных Собором трулльским, также символы святого Григория Чудотворца и известный под именем святого Aфанасия Александрийского, принятые и уважаемые всей Церковью.39
3) Постоянным руководством, при подробнейшем изложении догматов в православном догматическом Богословии, должно признать: 1) Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной, 2) Послание восточных Патриархов о православной вере и 3) Пространный христианский катихизис кафолической восточной Церкви, – первое и последний собственно в тех частях своих, в которых содержится изъяснение на символ веры.40
§ 4. Разные деления догматов и значение этих делений в православно-догматическом Богословии.
Для раздельности понятия о догматах, их обыкновенно рассматривают с разных сторон, откуда и выводят разные деления догматов, которые, однако, не все могут быть допущены в православном догматическом Богословии. И –
1) Обращая внимание на существенные условия догматов, их делят на библейские, поскольку они содержатся в Библии или вообще в Откровении, и церковные, поскольку они проповедуются Церковью: деление несправедливое. Ибо собственно церковных догматов – таких, которые были бы отличны от библейских, нет; по крайней мере, нет в православной Церкви: она с величайшей точностью содержит те же самые догматы, которые находятся в Откровении, и только определяет и объясняет их для своих чад, указывая им, чему и как они должны веровать, на основании Слова Божия. А догматы, не основанные на Откровении, или даже противоречащее ему, могут быть только в церквах или обществах не православных, например, догмат римской церкви о главенстве и непогрешимости папы.
2) Рассматривая догматы со стороны их раскрытия, различают догматы раскрытые (explicita) и догматы нераскрытые (implicita). Это деление имеет основание в существе самого дела; потому что, действительно, есть в Церкви догматы, которые определены даже в подробностях, каковы: догматы о Пресвятой Троице и о соединении двух естеств во Иисусе Христе, подвергавшиеся многочисленным искажениям от еретиков и определенные на вселенских Соборах; – и есть догматы, которые в подробностях не определены, например: догматы о частном суде и падении злых духов. Церковь учит, что, по смерти каждого человека, бывает над ним частный суд; но когда именно, где и как происходит этот суд, ясно не говорит; учит также, что злые ангелы были в начале добрыми и сами пали, – но как произошло их падение и когда, как велико число падших, с точностью не определяет. Это деление догматов надобно помнить и в православной Догматике: оно даст в ней место так называемым мнениям. Все, что определенно преподает об известном догмате Православная Церковь, – Догматика должна принимать с безусловной покорностью и неприкосновенностью; но чего не определяет о догмате Церковь, о том и богослов, как и всякий христианин, может иметь свои личные мнения, лишь бы только эти мнения были согласны с существом догмата, которое определено Церковью, со всеми другими догматами и вообще учением Церкви, и основывалось, хотя сколько-нибудь, на Откровении: такое употребление мнений в области православного Богословия освящено примером святых Отцов. Должно, однако, заметить, что догматы одни могут называться раскрытыми, другие – нераскрытыми только относительно; потому что как нет догматов, которые были бы совершенно нераскрыты в Церкви (о каждом непременно существует в ней какое-либо ясное учение), так точно нет догматов раскрытых до малейших подробностей: о каждом (даже о догмате Святой Троицы) всегда можно предложить такие вопросы, на которые ответа не найдем в положительном учении Церкви, и надобно будет ограничиваться только частными мнениями, своими ли, или древних знаменитых пастырей Церкви.
3) Смотря на догматы в их взаимном отношении между собою, допускают разделение их на догматы общие и основные, иначе называемые членами веры (άρθρα τής πίστεως), из которых каждый заключает в себе по нескольку других догматов, или, по крайней мере, служить для них каким-либо основанием; и догматы (δόγαατχ τής πίστεως) частные, выведенные из первых, или на них основывающееся. Совокупность общих догматов, определенная и утвержденная на Вселенских Соборах, составляет символ веры. “Членов православной и католической веры, говорится в Православном Исповедании (част. 1, отв. на вопр. 5), по символу первого никейского и второго константинопольского Соборов, двенадцать. В них так ясно изложено все принадлежащее к нашей вере, что мы ни более, ни менее, и не иначе должны верить, как согласно с разумением оных Отцов. Впрочем некоторые из сих членов ясны и вразумительны сами по себе; а другие заключают в себе нечто сокровенное, по которыми разумевать должно и прочее.” Вывод и определение догматов частных, на основании символа веры, святая Церковь предлагает нам в своих пространных исповеданиях или катихизисах. Это разделение догматов, как вполне согласное со взглядом на них самой православной Церкви, должно быть допущено и в православной Догматике, и имеет свой важность. Оно объясняет нам, что, принимая члены веры, предлагаемые нам Церковью в символе, мы уже тем самым обязываемся принимать и все частные догматы, какие выводит из них Церковь; а отвергая какой-либо из частных догматов, неизбежно, хоть и прикровенно, отвергаем самый член веры, из которого догмат тот выведен. Объясняет также, почему, с одной стороны, многие, зная и искренно исповедуя только символ веры, а не зная всех частных догматов Церкви, считаются православными чадами ее и имеют надежду спасения, и почему, между тем, другие христиане, упорно отвергая какой-либо даже из частных догматов православной Церкви, т.е. не заключающийся буквально в символе веры, отлучаются от общения с верующими и признаются еретиками. Первые, приемля с ясным сознанием символ веры, приемлют вместе, хоть и без отчетливого сознания, и все, выводимые Церковью из символа, частные догматы; а последние, вооружаясь против частного какого-либо догмата, отвергают чрез то самый член символа веры, на котором догмат основывается, или, точнее, отвергают IX член символа веры, где исповедуем мы; “верую во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь.”
4) Обращая внимание на отношение догматов к нашему уму, их разделяют на догматы непостижимые для разума или тайны, и на догматы постижимые для него. Первые называют еще догматами чистыми (pura): так как они основываются на одном только сверхъестественном Откровении; последние – догматами смешанными (mixta): поскольку они известны нам не только из сверхъестественного Откровения, но вместе и из естественного разума. Деление и справедливое само в себе, и не бесполезное в области православной Догматики. Помня его постоянно, мы будем знать, по отношению к каким догматам может и даже должно быть допущено употребление разума в Богословии, и по отношению к каким нет, и как вообще должен держать себя разум в том и другом случае.
5) Смотря на догматы по отношению их к вечному спасению человека, хотят различать догматы существенные (fundamentales), которые необходимо принимать и исповедовать для получения спасения, и догматы несущественные (non fundamentales), которые можно принимать, но можно будто бы и отвергать, без всякого ущерба для спасения: разделение, измышленное протестантами, которое никак не может быть допущено в православной Догматике.
Оно, во-первых, противоречит Священному Писанию. Христос-Спаситель, посылая учеников своих на всемирную проповедь, сказал им: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам (Матф. 28:19–20), присовокупив к тому, без всякого различения своих догматов: Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, очевидно, вообще учению апостольскому, осужден будет (Марк. 16:16). И Апостолы, действительно, вследствие повеления Господня, не упускали возвещать… всю волю Божию (Деян. 20:27), и, с одной стороны, одобряли тех, которые свято памятовали все их учение: хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам (1Кор. 11:2), а с другой – изрекали анафему на тех, которые осмелились бы извратить или отвергнуть что-либо в этом учении: если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема (Гал. 1снес. 2Иоан. 9 и 10; Тит. 3:10). Спрашивается: для чего ж бы и излагать Апостолам все эти истины, какие мы находим в Слове Божием, когда только некоторые, немногие из них необходимы нам для спасения, а прочие излишни?
Во-вторых, противоречит Священному Преданию и действованию православной Церкви, которая с самого начала своего всегда признавала еретиками не только людей, дерзновенно отвергавших или извращавших основные ее догматы, но и людей, отвергавших или искажавших даже такие догматы, которые считаются ныне протестантами за догматы несущественные: например, на седьмом Вселенском Соборе она предала анафеме иконоборцев за непочитание святых икон и святых мощей угодников Божиих.
В-третьих, противоречить даже здравому разуму: ничего не может быть более несообразного с здравым разумом, как если бы кто стал выводить из одного и того же начала совершенно противные следствия, – а это именно и бывает при разделения догматов на существенные и несущественные. Почему мы обязаны принимать первые и считать их необходимыми для нашего спасения? Другого основания придумать нельзя, кроме одного, что эти догматы открыл нам сам Бог. Но и догматы последнего рода открыты также самим Богом и содержатся в Его Откровении: отчего же мы в праве будто бы не принимать эти догматы и не считать их необходимыми для нашего спасения?
В-четвертых, такое разделение догматов есть разделение мечтательное, доселе неоправданное опытом самих протестантов: ибо еще доселе они и все их ученые не согласились между собою, какие же истины Откровения надобно считать за существенные догматы, и какие – нет, и одни считают существенным то, другие – иное; да и не могут согласиться никогда: как по самому существу дела, произвольно измышленного, так и по свойству частных умов, занимающихся этим делом.
Наконец, такое разделение догматов весьма опасно по своим последствиям. Оно –
а) ведет к совершенному ниспровержению христианской Религии: коль скоро предоставить каждому определять, какие догматы существенные, и какие несущественные, т.е. какие должно принимать, и какие можно не принимать, то вскоре не останется в Откровении ни одной догматической истины, которую бы кто-либо не вздумал отвергнуть, как это и показал опыт протестантов-рационалистов; б) ведет к религиозному индифферентизму: тогда всяк, уверяя себя в том, что он исповедует существенные догматы Христианства, к какой бы церкви или обществу христианскому он ни принадлежал, начнет смотреть на все различие христианских исповеданий, как на дело маловажное; в) ведет к безнадежности в деле спасения: если для того, чтобы удостоиться вечного спасения, необходимо веровать в существенные догматы; между тем указать эти догматы верно и непререкаемо доселе еще никто из протестантов не мог и не может, то как же люди эти могут быть убеждены, что они на прямом пути ко спасению, т.е. веруют в существенные, и именно во все существенные догматы, а отвергают только одни несущественные? Возможно ли, при таком образе мыслей, душевное спокойствие?....
6) Наконец, нельзя умолчать о разделении догматов на догматы общие у Церкви православной с церквами и обществами не православными, и догматы ее особенные, отличительные, именно те, которые только она одна сохранила в целости, по наследству от древней Церкви вселенской, а прочие христианские общества или извратили, или совсем отвергли. Это разделение надобно помнить с той целью, чтобы в православной Догматике обратить преимущественное внимание на догматы последнего рода, как наиболее подвергающиеся нападениям со стороны неправомыслящих.
§ 5. Характер, план и метод православно-догматического Богословия.
Из понятия о долге, предмете и образцах догматического Богословия определяется и его характер. По форме оно должно быть системой, т.е. должно изложить догматы христианской веры в строгой последовательности, возможной полнотое, ясности и основательности. В этом состоит характер его внешний, которым отличается оно – а) от всех образцов и исповеданий веры, в каких преподает догматы сама святая Церковь, и б) вообще от всякого другого несистематического изложения догматов. По духу – должно быть запечатлено православием, и, значит, должно постоянно руководствоваться, при изложении догматов, здравым учением православной Церкви, должно находиться в подчинении ее образцам и исповеданиям веры. В этом – характер православного догматического Богословия внутренний, отличающий его от всех догматических Богословий не православных, как то: в духе церкви римской, лютеранской, реформаторскойи всех других сект, отделившихся от истинной церкви Христовой.
Построить систему православной догматики, начертать ее план возможно только на основании единственного ее начала – правильного понятия о ее предмете, потому что наука должна быть верной копией своего предмета; должна, следовательно, соответствовать ему и в разделении своем на составные части. Предмет православного догматического Богословия нам известен: это суть догматы веры, или, если обратим внимание на их содержание, это суть такие истины веры, которые, относясь непосредственно к существу христианской Религии, содержат в себе учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку. Но христианская Религия есть не только союз Бога с человеком, какой был союз первобытный, к которому Господь призвал человека, вместе со всеми прочими духовными существами, чрез самое их сотворение, а союз именно восстановленный после падении человека, союз, к которому призван непосредственно только падший человек, и призван чрез искупление во Христе Иисусе, потому и догматы христианские, излагающее учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, двух родов. Одни содержат учение о Боге и Его отношении к человеку общем (naturali, ordinario), какое имел и имеет Бог и ко всем прочим существам мира, и которое выражается в двух действиях Божиих: творении и промысле. другие заключают в себе учение о Боге, собственно как Искупителе человека, и об отношении Его к человеческому роду особенном (supranaturali, extraordinario), известном под именем великого дела нашего спасения.41 Первые истины принадлежат христианской Религии, как религии, и имели бы место и в религии первобытной, если бы человек доселе сохранил ее; последние – исключительно как Религии христианской, восстановленной. Такое разделение христианских догматов было самое общеупотребительное у древних Отцов Церкви, которые совокупность догматов первого рода обыкновенно означали словом – Θεολογία – богословие, а совокупность догматов последнего рода словом οίκονομία – таинство искупления или домостроительство (Еф. 3:9).42 Оставалось оно общеупотребительным в Церкви православной и во все последующее время: «она имеет обычай», – писал в своем “Исповедании кафолической и апостольской Церкви восточной” Митрофан Критопул, бывший к концу XVII века патриархом александрийским, – “разделять учение свое догматическое на богословие простое (θεολογία άπλή), и на богословие, касающееся искупления” (θεολογία οίκονομική).43 Вследствие всего этого и в настоящее время православное догматическое Богословие может быть разделено на две главные части: I) на учение о Боге в самом себе и общем отношении Его к миру и в частности к человеку, т.е. творении и промысле (θεολογία άπλή), и II) на учение о Боге, собственно как Искупителе человеков, и особенном отношении Его к человеческому роду, т.е. таинстве искупления (θεολογία οίκονομική).
В частности, при раскрытии каждого догмата порознь, православная Догматика должна:
1) Прежде всего привести точное определение догмата из кратких или обширнейших исповеданий Церкви, ибо первая задача православного догматического Богословия – показать, как учит о догматах Православная Церковь. Всего проще для этой цели приводить церковное учение о нескольких догматах вместе в начале каждого отдела или главы, в которых догматы те имеют быть рассматриваемы; потом приведенное учение разлагать на части, сообразно с требованием системы, и, по разложении, каждую часть рассматривать отдельно, одну за другой. Иногда только может понадобиться в таком случае приводить еще частнейшее определение какого-либо догмата, при подробном его раскрытии.
2) Вслед за церковным определением догмата привести самые основания его из Священного Писания и Священного Предания. Ибо Церковь преподает нам не свое учение и не от себя; ее догматы суть богооткровенные истины, которые, все до одной, она заимствует из Слова Божия. Главнейшие правила для православной Догматики в этом деле следующие:
1) Касательно Священного Писания: а) должно приводить места, для подтверждения догматов, не только из Нового Завета, но, где окажется нужным, и из Ветхого: ибо оба они составляют собственно одно Божественное Откровение, и если закон обрядовый и закон гражданский, бывшие в Ветхом Завете, прошли, когда явился Новый, – тем не менее закон веры и нравственности ветхозаветный остается и теперь во всей своей силе, будучи только полнее объяснен и раскрыт в новозаветном Откровении; б) впрочем, когда будут приводиться места из ветхозаветного Писания, надобно, чтобы они заимствовались преимущественно из книг канонических: ибо свидетельства неканонических книг, для подкрепления догматов, не могут иметь такой важности; в) нет нужды приводить всех мест Писания, какие только могут относиться к известному догмату, а довольно привести одни места яснейшие, так называемые классические; г) извлекать места из Писания и истолковывать, для подкрепления догматов, должно вообще не иначе, как по правилам здравой, православной Герменевтики.
Касательно Священного Предания: а) приводить свидетельства из предания, для подтверждения или пояснения догматов, должно уже после того, как будут приведены свидетельства из Писания, источника христианской Религии первого и главнейшего; б) необходимо приводить свидетельства из предания во всех тех случаях, когда свидетельства Писания или не довольно ясны и полны, или подвергаются разным толкованиям и спорам; в) но нет необходимости приводить места из предания там, где места из Писания совершенно ясны и определенны, так что не подвергаются никаким сомнениям и перетолкованиям ни со стороны православных. ни даже со стороны не православных, например, в учении о некоторых свойствах Божиих: в этом случае места из предания, преимущественно сохраняющегося в сочинениях святых Отцов Церкви, могут разве только знакомить нас с тем, как раскрывали известные догматы древние знаменитые учители веры; г) вообще же места, приводимые из предания, должны иметь признаки своего истинно-апостольского происхождения.44
Выполнив эти две существенные свои обязанности, при раскрытии каждого догмата, т.е. показав, как учит о нем Православная Церковь, и доказав, на основании Священного Писания и Священного Предания, почему она так учит, догматическое Богословие может:
3) Допустить и соображения здравого разума человеческого касательно рассматриваемого догмата (Рим. 12:2; 1Фес. 5:20). Если этот догмат будет истина, доступная уму, в таком случае ум может найти для нее новые пояснения и даже подкрепления в кругу собственных познаний. Если же догмат будет таинственный и непостижимый, тогда ум может, по крайней мере, показать, как тайна эта, при всей непостижимости своей, светоносна для верующего, – как тесно соединена она с другими истинами христианского вероучения, постижимыми для разума, – как мысль, ею выражаемая, достойна Бога, сообразна с Его совершенствами и вместе полезна для нравственности человека, – как несправедливо отвергать эту тайну потому только, что она непостижима и т.д. Наконец известно, что и догматы постижимые для разума, и особенно догматы непостижимые, всегда подвергались и подвергаются возражениям со стороны вольнодумцев, которые, большей частью, заимствуются из разума, и потому не иначе могут быть и опровергаемы, как при пособии разума. Правда, все такого рода соображения естественного смысла человеческого в пояснение ли, или в подкрепление и защищение догматов, не могут иметь большой цены в области христианского Богословия, положительного и сверхъестественного, но они могут весьма облегчать уразумение догматов христианских верующими, приближая их к понятиям возвышенных истин Откровения, и в иных случаях, по крайней мере, не излишни (при раскрытии догматов непостижимых), в других – полезны (при раскрытии догматов постижимых), в третьих – даже необходимы (при решении возражений). Посему-то святые Отцы и учители древней Церкви не только не отвергали законного употребления разума и знания в области веры, но считали это даже необходимым,45 и когда раскрывали в подробности христианские догматы, особенно против не правомыслящих, то отнюдь не ограничивались при этом одними свидетельствами Священного Писания и Священного Предания, а имели обычай обращаться и к здравому смыслу человеческому, призывали на помощь диалектику, философию, естествознание и другие науки, старались находить в них, каждый по мере своего личного разумения, доказательства или пояснения на откровенные истины.46 И так поступали знаменитые учители не только в тех случаях, когда дело касалось догматов постижимых, когда, например, доказывали единство Божие против многобожников, или бытие Промысла против стоиков и пантеистов, или объясняли происхождение зла в мире из злоупотребления свободы человеческой против гностиков и маркионитов,47 но и тогда, когда, опровергая заблуждения еретиков, рассуждали о величайших таинствах христианской веры: о троичности Лиц в Боге, о предвечном рождении Бога Слова, Его воплощении, крестной смерти и т.п. Творения вселенских великих учителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого и особенно творения святого Афанасия Великого и блаженного Августина наполнены такого рода умственными соображениями о всех этих непостижимых истинах.48 А святой Иоанн Дамаскин, первый богослов-систематик, оставил нам в своем “Точном изложении православной веры” еще ближайший образец того, как можно в области догматического Богословия соединять вместе с доказательствами и пояснениями истин из Откровения, будут ли они постижимы или непостижимы, доказательства и пояснения тех же истин из разума.49
Надобно только, при этом употреблении разума в области православной Догматики, держаться следующих правил: а) употреблять его не иначе, как по примеру древних святых Отцов, а не как хотят новейшие поборники разума (ratio) – рационалисты, т.е. должно постоянно удерживать его в послушании вере (2Кор. 10:5),50 которая есть и основание51 и источник,52 и необходимое условие (Ис. 7:9),53 и истинный судия (κριτήριον) всякого богословского знания,54 – наблюдать, чтобы разум обходился с откровенными истинами с должным благоговением,55 и не силился постигать и объяснять то, что превыше сил его,56 не дерзал думать о себе более, нежели должно думать (Рим. 12:3), – но отнюдь не признавать разума судьей веры, который будто бы имеет право подвергать сверхъестественные догматы своему критическому взору, произносить о достоинстве их свой приговор, и потом истолковывать их так или иначе: это было бы уже не употребление, а злоупотребление разума в области откровенного Богословия, – злоупотребление, которое столько противно самому существу христианского Откровения, Божественного и сверхъестественного, противно намерениию Христа-Спасителя и Апостолов, требовавших от людей преимущественно веры (Марк. 16:16; Рим. 14:23; Евр. 11и др.), – злоупотребление, против которого так восставали все древние учители Церкви;57 б) следовать при этом не какой-либо частной философской системе и учению исключительно, а вообще здравому разуму, и, по совету Отцов, пользоваться всем, что только можно находить полезного для веры во всех знаниях человеческих, подобно пчеле, которая, садясь на каждый цвет, умеет извлекать из него одно то, что для нее годно;58 в) все такие, даже законные соображения разума в области догматического Богословия, будут ли они принадлежать лично нам, или будут заимствованы нами из писаний святых Отцов, отнюдь не ставить наравне с самыми догматами, не сравнивать с доказательствами или пояснениями догматов, заимствуемыми из Священного Писания и Священного Предания, не считать даже за действительные доказательства в строгом богословском смысле: забвение этого правила, как показал опыт римской церкви, нередко приводило к тому, что частные мнения некоторых древних учителей или даже позднейших богословов возводили на степень догматов;59 г) не вдаваться в излишние диалектические тонкости при рассуждении о догматах, а тем более избегать пустых вопросов, не относящихся прямо к положительному учению Церкви; пример схоластики средних веков показал, до чего могут довести догматическое Богословие подобные тонкости и вопросы.60
4) Может призывать на помощь историю догматов. Мы уже замечали, что догматы веры, как истины Божественные, всегда остаются неизменными в учении Церкви православной: она и ныне преподает эти истины в том самом виде, в каком приняла их от самого Господа Иисуса, и будет преподавать до скончания века. Но образ разумения догматов частными верующими изменялся уже не раз в продолжение веков: бывали люди, которые имели ложные мнения о догматах; бывали и такие, которые совершенно искажали или отвергали догматы и впадали в ереси. Вследствие чего святая Церковь созывала Соборы Вселенские и Поместные, и делала на них точнейшие определения и объяснения этих догматов, для руководства православным; а ревностные пастыри писали целые сочинения против еретиков, и, смотря по свойству ереси, по требованию обстоятельств места и времени, употребляли, каждый по мере своих личных понятий и соображений, такие или другие толкования или доказательства в пользу защищаемого догмата. Отсюда произошла история догматов, которая, при изложении их в православной Догматике, может ощутительно способствовать к точнейшему уразумению церковного о них учения. Не надобно только, чтобы эта история излагалась в Догматике обширно: подробное изложение ересей и ложных мнений, касавшихся истин веры, равно как подробное изложение учения святых Отцов и учителей Церкви, защищавших эти истины, служат предметами для особых наук, а Догматика должна заимствовать из них в свою историю догматов лишь столько, сколько, действительно, окажется нужным для лучшего уразумения их, и следовательно – только тогда, когда это в самом деле будет нужно. Но так как есть догматы, которые, по крайней мере, в частных своих положениях, никогда не подвергались перетолкованиям и ересям, или весьма легко могут быть понимаемы и без помощи истории, то, очевидно, обращаться к ней Догматика должна только в некоторых, действительно требующих того, случаях, – например, при изложении учения о Святой Троице, о воплощении, о лице Богочеловека и т.п. Место для истории догмата, при подробном раскрытии учения об нем в Богословии, смотря по удобности, может быть в самом начале, или в средине, или в конце раскрытия. А всего приличнее эта история может быть соединяема с доказательствами на догмат, приводимыми из Предания, по близкой соприкосновенности их с нею.
5) Может, наконец, показывать отношение догматов к христианской жизни. Известно, что догматы веры и законы нравственности христианской находятся в самой тесной связи между собой, по самому существу христианской религии, – что они нераздельно сообщены Богом в Откровении, нераздельными остаются и в жизни истинного христианина; а потому, если в науке, для удобнейшего изучения тех и других, они разделяются между собой и рассматриваются отдельно, все же наука обязана при случае изображать эту живую связь их между собой. Догматика поступит весьма благоразумно, если, раскрыв каждый догмат, как следует, в заключение всего будет показывать и нравственное его приложение. Впрочем так как подобное показание будет только выводом нравственных мыслей и назидательных правил из догматов уже раскрытых, а не относится прямо к самому раскрытию их и изложению, чем собственно и должна заниматься Догматика, то все эти нравственные размышления в Догматике, при существовании особой науки, излагающей христианское нравоучение, отнюдь не должны быть обширны, хотя вовсе и не исключаются существованием последней.
Вообще же должно заметить, что исполнить два первые, означенные нами, условия истинного метода православной Догматики, т.е. показать сначала, как учит о догмате православная Церковь, и затем привести сами основания его из Священного Писания и Священного Предания, – наука эта обязана непременно, при раскрытии каждого догмата: иначе она не будет достойна и своего имени. Но исполнять три остальные условия может по произволу, как найдет лучшим, а может и вовсе не исполнять их или исполнять только некоторый, смотря по удобности, и это не лишит ее права быть и называться Догматикой православной.
§ 6. Первый период православно-догматического Богословия.
История православно-догматического Богословия представляет три, довольно различные между собою, периода: период первый – со второго века до половины восьмого, от учеников мужей апостольских до святого Иоанна Дамаскина (770–754); период второй – с половины восьмого почти до половины семнадцатого, от святого Иоанна Дамаскина до митрополита киевского Петра Могилы (1631–1647); период третий – с половины семнадцатого века до наших дней.
В первый период мы не видим еще догматического Богословия в форме науки и системы; но видим уже научный способ (метод) исследования догматов, видим даже начатки изложения догматов в некоторой системе, хотя неполной и несовершенной, и без строгого отделения их, как предмета догматического Богословия, от других истин Христианства.
Ученый способ исследования христианских догматов, которые Христос-Спаситель и Его Апостолы, а вслед за ними и мужи апостольские, преподали в форме самой простой и общедоступной, вызван был обстоятельствами первенствующей Церкви. Разумеем –
а) появление врагов Церкви в лице языческих мудрецов, перед которыми недостаточно было только показывать, чему учит христианство, но надлежало и доказывать его священные догматы и защищать при помощи диалектики;61
б) переход в недра Церкви Христовой ученых язычников,62 которые, привыкнув прежде мыслить обо всем по правилам науки или системы, естественно перенесли тот же самый способ исследования и на истины христианские;
в) появление еретиков, которые, применяя к Божественному Откровению начала той или другой философии (особенно неоплатонической), стараясь объяснять непостижимые истины святой веры посредством собственного разума, и таким образом извращая многие ее догматы, а потом отстаивая заблуждения свои силой диалектики, не иначе могли быть отражаемы и побеждаемы, как тем же самым оружием;63
г) учреждение христианских школ, где будущие пастыри Церкви, изучая, кроме истин веры, некоторые вспомогательные науки, незаметно приобретали навык мыслить обо всем, след. и об истинах христианских, научным образом; школы эти, между которыми особенно прославилась александрийская, существовали уже во втором и третьем веке, еще более умножились в четвертом, пятом и последующих столетиях;64
д) наконец, любовь многих святых Отцов к философии: называя ее то путем ко Христу и приготовительным средством к уразумению Божественной мудрости,65 то оплотом и ограждением истин Евангелия,66 знаменитые учители охотно занимались этой наукой и пользовались при раскрытии и защищении откровенного учения: одни из них преимущественно следовали философии эклектической,67 другие предпочитали Платонову,68 третьи – Аристотелеву, которая с пятого века начала уже усиливаться между христианскими учеными, и проникла в христианские школы.69 Вследствие всех означенных причин ученый способ исследования христианских догматов появился весьма рано: его встречаем уже в сочинениях Иустина философа (†165), Афинагора (†180), Феофила антиохийского (†199), Иринея (†203) и Тертуллиана (†220); еще более – у знаменитых наставников и воспитанников александрийского училища: Климента Александрийского (†217), Оригена (†254), Григория Чудотворца (†270), Дионисия Александрийского (†265) и других. В четвертом веке метод этот делается общеупотребительным у писателей Церкви, особенно же у Афанасия и Василия Великих, Григория Богослова и Григория Нисского; в пятом достигает еще большей степени своего развития – у Феодорита, Кирилла Александрийского и более всех у Августина. Сущность этого метода состояла в том, что достоуважаемые пастыри Церкви, излагая или защищая какой-либо догмат, старались точнее определить его смысл, раскрывали его из Священного Писания и Священного Предания,70 и для этого нередко указывали на пример апостольских церквей,71 на священные песни, молитвы и обряды, издревле употреблявшиеся в Церкви,72 или приводили ряд свидетельств из писаний предшествовавших учителей,73 и заимствовали изречения из актов мученических;74 вместе с тем позволяли себе умственные соображения о догмате, выводили следствия из откровенных истин, строили силлогизмы, вдавались даже, по временам, в диалектические тонкости, особенно в спорах с еретиками,75 пользовались, где находили уместным, свидетельствами самих языческих писателей,76 и вообще не пренебрегали ничем, что только могла представить в пользу того или другого христианского учения земная мудрость.77
Начатки совокупного изложения догматов в некоторой системе, хотя еще неполной и несовершенной и без строгого отделения этих истин, как предмета догматического Богословия, от всех других истин христианских, можно находить:
1) В сочинении Оригена о началах – περί άρχών.78 Оно разделено на четыре книги, из которых в первой говорится о Боге Отце, Сыне Λόγος и Святом Духе, затем о высших духах, их свободе, падении и о различии духа от материи; во второй – о сотворении мира и человека и о вещах, в мире находящихся, о том, что один Бог и Ветхого и Нового Завета, о воплощении Слова, о действиях Духа Святого в Пророках и Апостолах, о душе, воскресении, наградах и наказаниях; в третьей – о свободной воле человека, об образе борьбы его с диаволом и другими враждебными силами, с показанием отношения всего этого к нравственной цели мира и ко спасению; в четвертой – о последнем конце всего, о божественности Священного Писания и о том, как читать его и истолковывать. Этот опыт догматического Богословия, в котором, очевидно, недостает ни строгой последовательности между трактатами, ни полноты (нет, например, учения о благодати и таинствах), и вся почти последняя часть излагает правила герменевтики, а не догматические истины, – для нас замечателен только тем, что он есть опыт в своем роде, по времени первый. Но так как ученый автор изложил в нем более свои философические мысли о предметах веры, нежели истинно-христианское учение, и при раскрытии некоторых догматов уклонился даже от чистоты православия,79 то в строгом смысле, опыт этот и не должен бы войти в историю православного догматического Богословия.
2) В катихизических поучениях святого Кирилла Иерусалимского.80 Их два рода: огласительные, числом восемнадцать, сказанные к готовящимся к просвещению или крещению, и тайноводственные, числом пять, сказанные новопросвещенным. В огласительных, сообщив предварительно своим слушателям, сообразно с их обстоятельствами, понятия о грехе, покаянии и крещеной, и вслед затем понятия о числе основных догматов христианской веры и о самом ее существе, святой отец подробно изъясняет, один за другим, все члены символа, употреблявшегося тогда в церкви Иерусалимской. В тайноводственных рассуждает о таинствах: крещении, миропомазании и причащении, излагая вместе обязанности новокрещенных. Эти беседы драгоценны для нас уже в другом отношении, нежели сочинение Оригеново о началах, – драгоценны, как первый, сохранившийся до нашего времени, опыт собственно православного изложения догматов в некоторой системе: здесь святой архипастырь излагает истины веры от лица Церкви, на основании ее символа, под ее руководством, и таким образом передает нам, в главнейших чертах, весь состав древнейшего церковного вероучения, хотя передает как проповедник, а не как богослов-систематик.
3) В двух сочинениях блаженного Августина, из которых одно известно под именем Ручной книги о вере, надежде и любви, написанной к некоему Лаврентию (Enchiridion ad Laurentium de fide, spe et charitate);81 другое оглавляется: о царстве или о граде Божием (de civitate Dei). Первое есть нечто в роде нынешнего катихизиса, и сначала кратко и сжато излагает члены веры приспособительно к символу, потом еще короче говорит о надежде, наконец о любви – замечательно только тем, что в нем можно видеть первый опыт совокупного и довольно последовательного изложения догматов в церкви западной. Последнее сочинение гораздо важнее: в основание его положена глубокая мысль о царстве Божием или о Церкви христианской в борьбе ее с язычеством, и применительно к этой основной мысли, проникающей все сочинение, очень обстоятельно раскрываются христианские догматы о Боге, о творении, об Ангелах, о человеке и его падении, о Церкви, существующей от начала и имеющей существовать до конца мира, о воскресении, суде, о вечных наградах и наказаниях, в противоположность ложному учению язычников о тех же самых предметах. Следует, однако, сознаться, что это обширное (оно состоит из 22 книг) и образцовое сочинение блаженного Августина имеет не столько догматический, сколько исторический характер, и содержит в себе начала для истинной философии истории.
4) В Кратком изложении Божественных догматов блаж. Феодорита (†430), которое составляет пятую книгу его сочинения против ересей, и разделено на 29 глав. Этот опыт отличается от всех, доселе исчисленных, тем, что он в первых 23 главах рассматривает исключительно одни догматы веры, отдельно от прочих истин христианства и без всяких других отступлений, рассматривает с большей последовательностью, отчетливостью и связностью, хотя и короче прежних опытов, и, подобно им, не обнимает всех истин веры.82
К числу подобных же опытов можно относить:
а) большое катихизическое слово (Λόγος κατηχητικός ό μέγας) святого Григория Нисского (†370), разделенное на сорок глав, в котором, преимущественно при пособии здравого рассуждения, довольно обстоятельно рассматриваются против язычников и Иудеев главнейшие догматы веры – о Пресвятой Троице, о воплощении с его различными обстоятельствами, о крещении, евхаристии, бессмертии человека и вечном огне;
б) книгу о церковных догматах (de dogmatibus ecclesiasticis) – Геннадия, массилийского сперва пресвитера, потом епископа (†495); это не более, как только перечень догматов Церкви, почти без всякого порядка и раскрытия их, направленный против разных ересей, но перечень довольно подробный и полный (он изложен в 88 кратких главах). и превосходящий в этом отношении все прежние опыты;83
в) наконец, краткое изложение православной веры (έκθεσις σύντομος τής ορθοδόξου πίστεως) Анастасия Синаита, антиохийского патриарха (†561), представленное в форме вопросов и ответов (тех и других по двадцати два) между наставником и учеником, – древнейший опыт греческого, хотя и самого краткого, катихизиса.84
Впрочем, должно заметить, что хотя во весь рассмотренный нами период не явилось ни одного сочинения, в котором бы догматы веры изложены были истинно-научным образом, т.е. с возможной полнотой, отчетливостью и основательностью и в строгой системе, при всем том период этот есть самый важный в истории православной Догматики – для формы ее, как науки, тогда сделано мало, но для содержания, можно сказать, сделано все. Тогда исследованы, утверждены и ограждены со всех сторон самые ее начала; тогда рассмотрены во всех, даже малейших, подробностях и все частные догматы; написаны многочисленные и часто обширнейшие догматические трактаты и рассуждения, так что оставалось только воспользоваться этими материалами, чтобы построить из них прочное здание науки.85 То был период догматики Вселенских Соборов и святых Отцов, – период богатейший и образцовый.
§ 7. Второй период православно-догматического Богословия.
Во второй период, обнимающий собой все, так называемые, средние века, явилась с самого его начала первая система православного догматического Богословия, еще несовершенная, но уже имеющая все свойства системы: за то она одна и осталась господствующею почти во весь этот период; других подобных опытов составлено весьма мало, и все они далеко ниже ее; частных догматических исследований и трактатов написано также немного, по крайней мере, сравнительно с тем, сколько написано было их прежде, – и, что особенно замечательно, все появлявшиеся теперь сочинения, главным образом, довольствовались материалами, подготовленными для православной Догматики в период ее первый.
Написать первую систему православного догматического Богословия суждено было святому Иоанну Дамаскину, который потому справедливо может быть назван отцом этой науки. Исполненный ревностью об истинном благочестии, в котором воспитан, глубоко изучив Слово Божие и творения святых Отцов, которые читал непрестанно, опытный также и искусный в философии, особенно диалектике (Аристотелевой), равно как и других науках, он решился воспользоваться всеми исчисленными средствами, чтобы начертать Точное изложение православной веры,86 – и издал сочинение, которое образует эпоху в истории православной Догматики. Сочинение это, состоящее из нескольких глав и потом, неизвестно кем, разделенное, для большей удобности, на четыре книги,87 представляет в себе самый естественный план в размещении трактатов. Сначала (в первой книге) излагается учение о Боге: Его непостижимости, бытии, единстве по существу, троичности в лицах и об Его свойствах; потом (во второй книге) – учение: а) о творении Божием: мире невидимом или Ангелах добрых и злых, мире видимом с его частями и стихиями, мире малом – человеке с его многоразличными способностями, в особенности о его свободе и падении, и – б) Промысле Божием, предведении и предопределении.
Далее (в третьей книге) – учение о Божественном домостроительстве человеческого спасения, как то: а) о воплощении Сына Божия; б) о двух естествах в Воплотившемся, и единстве ипостаси; в) о следствиях ипостасного соединения во Христе двух естеств – взаимном общении естеств и свойств, о том, что Пресвятая Дева есть Богородица, что во Христе две воли и два действа, что в нем естество плоти и воля обожены; г) о состоянии уничижения Христа-Спасителя, Его крестной смерти ради нашего спасения и нисшествии во ад.
Наконец (в четвертой книге) излагается учение: а) о состоянии прославления Иисуса Христа – Его воскресении, вознесении на небеса и седении одесную Отца, – причем решаются некоторые соприкосновенные вопросы; б) учение об усвоении спасения: о вере, о таинствах – крещении и евхаристии, о почитании святых, их мощей и икон, о Писании, девстве и других соприкосновенных предметах; в) учение об окончании домостроительства: пришествии антихриста, воскресении мертвых, вечных наказаниях и наградах.
Кроме этого внешнего свойства – естественности и последовательности в размещении трактатов, рассматриваемое нами сочинение святого Иоанна Дамаскина отличается и внутренними свойствами науки или системы: точностью, ясностью и основательностью, с какими не были изложены догматы, все совокупно, ни в одной книге прежде. Метод при раскрытии догматов порознь в этом сочинении употреблен также самый приличный науке православного догматического Богословия: святой Отец, изъясняя и доказывая истины веры, пользуется не только местами Священного Писания, но и свидетельствами древних знаменитых учителей Церкви, и не говорит почти ничего, что не было бы определено и освящено или вселенскими Соборами или предшествовавшими ему Отцами; а вместе призывает в пособие и соображения здравого разума, озаренного светом Божественного Откровения. Из Отцов и учителей Церкви чаще всего приводить он мысли святого Григория Богослова, потом святого Дионисия Ареопагита, святого Василия Великого, святого Григория Нисского, Немезия, бывшего епископом немессийским в Сирии, святых Афанасия Великого и Иоанна Златоуста, далее – святого Кирилла Александрийского, Льва Великого, Максима Исповедника, Епифания и других. Вследствие всего этого Богословие святого Иоанна Дамаскина можно назвать как бы сокровищницей отеческих мыслей о догматах веры и притом мыслей, которыми проникнул он дальновидным зрением в самый дух учителей веры, подкрепил и объяснил во многих местах Словом Божиим, и стройно сочетал собственным размышлением. Нельзя, однако, не заметить с другой стороны: а) что в этой первой системе православной Догматики не все предметы веры изложены с одинаковой полнотой, а некоторые даже вовсе не упомянуты,88 конечно, потому, что святой Отец имел в особенном внимании лишь догматы, подвергавшиеся в его время искажению от еретиков; б) что в это сочинение внесены некоторые предметы не догматического свойства,89 хотя и имеющие отношение к догматам; в) наконец, что здесь нарочито не отделены собственно догматы веры, составляющие истинный предмет догматического Богословия, от частных богословских вопросов и мнений.90 Но должно помнить, что святой Отец писал свое Изложение православной веры совсем не для школы, а для всех православных христиан, и потому не имел в виду подчиняться строго ее условиям и требованиям.
Появление Богословия святого Иоанна Дамаскина было важнейшим событием не только на востоке, но и во всей Христовой Церкви: ибо восток и запад христианский находились еще тогда в единении между собой по вере; и для запада точно так же, как для востока, Точное изложение православной веры было первой системой православной Догматики. Но, к прискорбию, это была вместе и система последняя, равно общая для того и другого: вскоре, с конца IX и особенно с половины XI века, церковь западная, увлекшись духом нововведений и возведя некоторые частные мнения на степень догматов, изменила древней Церкви вселенской и отделилась от православного востока. С тех пор судьба Богословия в церкви римской и Церкви православной сделалась различной. На западе возникла и утвердилась схоластика, достойная сподручница самой церкви тамошней, развившая новопринятые ей начала до последних крайностей. Забыв достодолжное уважение к Слову Божию и святым Отцам, там начали доказывать догматы веры не столько местами из Священного Писания и Предания, сколько тонкостями диалектики, и часто изречения Аристотеля, Цицерона, Виргилия или Овидия и других языческих писателей предпочитали свидетельствам не только Златоустов и Василиев Великих, но даже Пророков и Апостолов. Потеряв уважение к истинным догматам веры, после того как на степень их возведены некоторые частные мнения, там стали заниматься преимущественно подобными богословскими мнениями, старались делать заключения из догматов веры, дробили эти заключения на частнейшие положения, выдумывали множество вопросов, иногда самых пустых и ничтожных, состязались по всем правилам диалектики, и всему этому придавали величайшую важность. Возникло множество школ, академий и университетов, в которых схоластическое Богословие, в продолжение пяти или шести веков, развилось и процвело со всеми своими странностями и уродливостями. В этих школах написано множество богословских систем в одном и том же духе, за которыми древнейшая система догматического Богословия святого Иоанна Дамаскина была почти забыта, хотя первые схоластики пользовались ей.91 Появились богословские секты, которые, из-за мнений своих серафимских или божественных учителей, шумно состязались между собой целые столетия, и наводнили богословскую литературу запада бесчисленными сочинениями.92 На востоке – все было иначе. Оставаясь вполне верными древнему православию, здесь, по прежнему, продолжали питать совершеннейшее уважение к Слову Божию, в обоих его видах, писанному и неписанному; по прежнему продолжали изучать истины веры не иначе, как во всем последуя святым Вселенским и Поместным Соборам и святым Отцам. Были и на востоке школы в разных местах, где, как в школах западных того времени, преподавались даже высшие науки, по крайней мере, до взятия Турками Константинополя (в 1453 г.); господствовала и на востоке философия Аристотелева, в особенности диалектика,93 – но никогда она не вторгалась здесь в область Богословия с такой незаконной силой, как было у схоластиков. На востоке не писали новых богословских систем, под преобладающим влиянием Аристотеля, где изречения его и других языческих писателей уважались бы наравне с текстами Священного Писания и свидетельствами святых Отцов. Здесь оставалась господствующей древняя богословская система святого Иоанна Дамаскина, вся извлеченная из писаний еще древнейших учителей Церкви, и если написаны некоторые новые опыты в подобном же роде, то на основании тех же начал истинного православия, под руководством тех же надежных руководителей в деле веры.
Живым доказательством мысли, что Богословие святого Иоанна Дамаскина оставалось тогда господствующим на востоке, служат многочисленные списки этого сочинения на греческом языке, простирающиеся через весь ряд веков до самого взятия Константинополя Турками, и доселе хранящиеся в разных библиотеках Европы.94
Едва только православная вера утвердилась окончательно между южными Славянами, спустя около ста пятидесяти лет по смерти святого Иоанна Дамаскина, Богословие его переведено было на язык славянский Иоанном экзархом ила патриаршим наместником в Болгарии, как одна из важнейших книг для новопросвещенных христиан.95 С окончательным введением православия в России, это Богословие, в славянском переводе, перешло и к нам, и с тех пор употреблялось у нас постоянно до позднейших времен, как показывают списки его разных веков.96
Из других сочинений, написанных в то время на востоке в роде некоторой системы православного догматического Богословия, известны нам только три:
1) Догматическое всеоружие православной веры монаха Евфимия Зигадена или Зигабена.97 Оно составлено в начале XII века по приказанию императора Алексея Комнина, и содержит в себе собрание мыслей святых Отцов и учителей Церкви (преимущественно: Афанасия Великого, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, Кирилла Александрийского, Максима Исповедника, Леонтия Кипрского, Иоанна Дамаскина и Фотия) о главнейших предметах веры и против главнейших религиозных заблуждений. Над собранием этим трудились несколько лучших того времени богословов, а Евфимий Зигабен привел только собранные мысли в порядок, разделил на главы или титлы, соединил в одно целое и довольно стройное. Здесь в 27 или 28 главах, которые в некоторых списках разделены на две книги,98 сначала излагается учение о Боге, Его единстве по существу и троичности в Лицах, Его творении и воплощении; потом говорится против Евреев, Симона волхва и Маркиона, против Манихеев, Савеллиан, Ариан, Духоборцев, против Римлян, Несториан, Монофизитов, Иконоборцев, Армян, Павликиан, Богомилов и других еретиков, и таким образом, хотя более с полемической стороны, объемлются почти все коренные догматы. Опыт Евфимия Зигабена не отличается ни таким внутренним единством, ни такой последовательностью и отчетливостью, как Богословие святого Иоанна Дамаскина, но превосходит это последнее сочинение обширностью и обстоятельностью некоторых трактатов.
2) Сокровище православной веры (θυσαυρός όρθοδοξίας), Никиты Хониата (ум. ок. 1206 г.) – также сочинение в догматико-полемическом духе, направленное против ересей древних и современных, между прочим, против Павликиан, Богомилов и Сарацин, с показанием способа, как принимать последних в недра Христовой Церкви. От Всеоружия Зигабенова разнится тем, что подтверждает истины веры и опровергает заблуждения не только свидетельствами из святых Отцов, но и доказательствами из здравого разума, и многие вопросы рассматривает гораздо подробнее и отчетливее. Состоит из 27 книг, из которых, к сожалению, изданы только первые пять.99
3) Церковные разговоры о единой истинной вере Христовой – святого Симеона, архиепископа солунского (живш. в начале XV в.). Они разделены на две части: первая направлена против безбожников, язычников и иудеев, и состоит из десяти глав, в которых доказывается, что Бог существует, что Он есть един по существу и троичен в Лицах; вторая направлена против еретиков, начиная с Симона волхва до позднейших: Богомилов, Варлаама, Акиндина и других, также против Магометан, и состоит из двадцати трех глав, где излагаются некоторые другие черты православного учения. Все это сочинение не обширно, но отличается ясностью, отчетливостью и более всего тем, что извлечено преимущественно из Священного Писания и писаний святых Отцов.100
Не можем пройти здесь молчанием и некоторые краткие опыты совокупного изложения догматов, появившиеся в то время в православной Церкви. Таковы: а) Изложение православной веры – Григория Паламы, архиепископа солунского, жившего в половине ХIV века;101 б) Изъяснение священного символа православной веры Христовой – другого солунского архиепископа, Симеона – в начале XV века;102 в) Исповедание православной и неповрежденной веры Христовой – Геннадия или Георгия Схолария, цареградского патриарха, составленное в ответ на вопрос об ней турецкого султана Магомета II, по взятии Константинополя;103 г) Катихизис (Κατήχησις) Мелетия Пеги, константинопольского патриарха, отличавшегося ученостью в XVI веке,104 и особенно – д) Три догматические послания константинопольского патриарха Иеремии к вюртемберским богословам-протестантам (написаны между 1576–1581 гг.), где, на основании Слова Божия, определений Вселенских Соборов и учения святых Отцов, довольно обстоятельно излагается вообще вероучение восточной православной Церкви, преимущественно же с тех сторон, которые отличают ее исповедание от исповедания августинского.105 Таковы же из появившихся в России: е) Книжица о единой истинной православной вере и святой соборной апостольской Церкви, направленная против Латинян и изданная в Остроге ок. 1588 г.;106 ж) книга о вере единой, святой, соборной, апостольской Церкве, – иеромонаха Захария Копыстенского, также направленная против Латинян и изданная 1619 г. в Киеве;107 з) Катихизис, приписываемый Лаврентию Зизанию, литовскому протоиерею, изд. в Москве 1627 г.108
Что касается частных догматических исследований и трактатов, написанных тогда на востоке, то они, главным образом, имеют предметами своими отличительные догматы православия, извращаемые или отвергаемые папистами и протестантами. Замечательнейшие из этих сочинений: а) направленные против учения западной церкви о происхождении Святого Духа и от Сына – принадлежат Фотию, цареградскому патриарху IX в., Евстратию, никейскому митрополиту XII в., Герману, константинопольскому патриарху XIII в. и двум солунским архиепископам – Григорию Паламе и Нилу Кавасиле XIV в.; б) направленные против учения о главенстве папы – тому же солунскому архиепископу Нилу Кавасиле и монаху Варлааму XIV века; в) вообще против заблуждений Латинян – Никите Пекторату, константинопольскому пресвитеру XI века, Георгию, корцирейскому митрополиту XII в., Григорию кипрскому XIII в. и Макарию анкирскому XV в., а из Русских – Леонтию Карповичу и Захарию Копыстенскому – начала XVII века; г) против заблуждений протестантских – из Греков – Гавриилу, филадельфийскому митрополиту, а из Русских – новгородскому монаху Зиновию XVI в.109
§ 8. Третий период православно-догматического Богословия.
Так прошли для православно-догматического Богословия средние века, называемые вообще веками темными по состоянию просвещения во всем христианском мире. С конца XV и особенно с начала XVI столетия, вследствие изобретения книгопечатания (1440), распространения древней греческой учености и памятников ее между народами запада, по взятии Константинополя (1453), вследствие реформации (1517) и других причин, для западной Европы настал новый период просвещения вообще, и в частности новый период в развитии Богословия. Для востока с его православной Церковью, равно как для православного Богословия, этот период наступил гораздо позже – почти с половины XVII века, хотя подготовлялся и в оба предшествовавшие столетия.
Обстоятельства, подготовлявшие его, были следующие. С самого отделения своего от Церкви вселенской, римские первосвященники постоянно заняты были мыслью подчинить себе православный восток и в частности православную Россию, как свидетельствует непрерывный ряд их попыток, представляемых историей. Но никогда эти попытки не были так сильны, так близки к успеху и опасны для православия, как с шестнадцатого века. В Греции им благоприятствовали падение империи (1453) и последовавший за тем упадок просвещения; в России – недостаток просвещения и присоединение западной части ее к Польше (1569). Главным орудием как здесь, так и там явился новоучрежденный (1540) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильне и на Волыни, для воспитания в своем духе детей православных; повсюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых, считавшихся ее чадами от колыбели – и несчастная Уния, возникшая в западном крае России к концу XVI века, была первым плодом этих усилий.110 Также быстро проникли достойные ученики Лойолы в Грецию, завели свои училища в Галатах и даже в Константинополе, выдавали себя за безвозмездных учителей юношества, старались быть духовниками народа, и рассеивали пагубные для православия сочинения,111 между тем как за пределами Греции, в знаменитых университетах и академиях запада, куда, за недостатком собственных училищ, спешили греческие юноши, жаждавшие просвещения, они незаметно напитывались тем же духом, опутывались теми же сетями, и папа Григорий ХIII в самом Риме основал греческую коллегию, где безвозмездно воспитывал всех приходящих Греков и Русских.112 Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровой реформой: лишившись, вследствие ее, бесчисленного множества древних чад своих, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе Церкви восточной, и не щадили для сего никаких средств. Но не оставались бездеятельными и протестанты: они также (особенно лютеране и кальвинисты) спешили распространить свое учение между восточными христианами, и уже в XVI веке имели свои храмы в воеводствах подольском, киевском, галицком, волынском и в Белоруссии, проникли в Валахию, утвердились в Греции, где в самом Константинополе составили себе сильнейшую партию, противоборствовавшую иезуитам;113 также старались распространять между православными свои сочинения, и для совращения Русских переводили на славянский язык свои катихизисы,114 а в Греции издали под именем константинопольского патриарха Кирилла Лукариса Исповедание веры, совершенно проникнутое духом кальвинизма, и произведшее столько волнений во всей восточной Церкви.115 Таким образом православные находились посреди двух огней: паписты усиливались привлечь их на свою сторону, доказывая им, между прочим, будто Церковь восточная всегда была согласна в своем вероучении с западно-римской; протестанты влекли на свою, утверждая напротив, что не римское, а собственное их, протестантское вероучение согласно с восточным.116 Что оставалось делать в таких обстоятельствах в охранение православия? Требовалось, прежде всего и более всего, составить возможно-точное и подробное исповедание православной восточной Церкви, из которого бы ясно увидели чада ее, как издревле веровала она и научала верить, и разнится ее истинное учение от учения папистов и протестантов; требовалось потом основать для православных собственные училища, где преподавалось бы, между прочим, и православное Богословие во всей обширности, и откуда бы выходили не только достойные учители православной веры, но и ученые защитники ее от не православных. На оба эти требования, которые ясно сознавали тогда многие и в Греции и в России,117 пламеннее всех других отозвался Петр Могила, митрополит киевский. Он изыскал средства составить Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной, и первый ввел в свою киево-могилянскую Коллегию преподавание Богословия в такой обширности, в какой преподавалось оно в тогдашних училищах Европы, и таким образом положил начало (1631–1647) для нового, третьего периода в истории православного догматического Богословия.
Православное исповедание, по истине, составляет эпоху в этой истории. Доселе сыны Церкви восточной не имели особой символической книги, в которой бы могли находить для себя подробнейшее, данное от имени самой Церкви, руководство в деле веры при ученом раскрытии и защищении догматов, но довольствовались только краткими символическими вероопределениями святых Вселенских и Поместных Соборов и правилами святых Отцов, поименованных собором трулльским, а вслед затем уже и всеми другими отеческими писаниями, которые, однако, не могли иметь такой важности. Православное Исповедание Петра Могилы, рассмотренное и исправленное на двух соборах – киевском (1640 г.) и ясском (1643 г.), рассмотренное и одобренное потом всеми четырьмя вселенскими патриархами и патриархами русскими – Иоакимом и Адрианом, явилось первой символической книгой восточной Церкви. Здесь в первый раз изложены все догматы её от её имени в возможной точности, и притом так что, направлены не только против ересей древних, но и против новых заблуждений, возникших на западе со времени отпадения его от вселенского православия. Здесь, следовательно, дано подробнейшее и вместе надежнейшее руководство в деле веры как всем православным, так в частности и православным богословам при обстоятельном раскрытии догматов. Введение православного догматического Богословия в школы составляет также своего рода эпоху в истории этого Богословия, ибо отселе собственно оно в первый раз становится наукой, входит в ряд других наук и неизбежно подчиняется, сколько позволяет свойство откровенных истин, всем условиям науки и школы, – тогда как все прежние опыты Богословия, хотя имеют в большей или меньшей степени некоторые свойства науки, написаны были совсем с другой целью, – не для школы, а для жизни.
Со времени введения православного догматического Богословия в наши отечественные школы, – в развитии его можно различать три частнейшие отличия.
Сначала, впродолжение первых восьмидесяти лет (1631–1711), оно преподавалось в виде отдельных трактатов, без всякой почти систематической связи между ними и без строгого отделения догматов веры от других христианских истин. Потому и называлось Богословием вообще, а не Богословием догматическим, хотя по преимуществу рассматривало догматы. Все это известно из трех-четырех учебников киевской Академии, сохранившихся в рукописях. Древнейшим из них (читан. с 1642 по 1646 г.) в размещении трактатов следует порядку известного Богословия Фомы Аквината,118 где видны еще следы некоторой системы; во втором учебнике (1693–1697) трактаты не связываются уже между собой ничем внутренним, а только внешними словесными переходами от одного трактата к другому, помещаемыми в начале каждого; в третьем (1702–1706) и в четвертом (1706–1711) учебниках по местам недостает и такой внешней связи. Рассуждая о Боге, о воплощении, о Церкви, о таинствах и других догматах веры, все эти учебники имеют трактаты и о грехах и о добродетелях, т.е. о предметах Богословия нравственного. Метод в раскрытии истин господствует здесь чисто схоластический. Это ряд состязаний (disputatio), из которых каждое разлагается на несколько вопросов; вопросы делятся на новые вопросы, выражаются в частнейших положениях; затем следуют доказательства, многочисленные возражения, опровержения. Направление в этих учебниках – в духе Церкви православной и строго полемическое, особенно против папистов и протестантов, от чего спорные предметы рассматриваются с величайшей обширностью, и им посвящаются, после раскрытия истин с положительной стороны, еще особые состязательные трактаты (tractatus Theologiae controversae). Почему школьное Богословие явилось у нас сначала в таком не систематическом виде и с таким методом, это объясняется тем, что, по форме, оно пересажено к нам из Европы, где воспитывались почти все первые наставники киевской Коллегии, и где, в лучших училищах, продолжала еще господствовать схоластика.119 Направление же объясняется духом и вместе тогдашними обстоятельствами православной Церкви, которая и в Греции, и в России, как юго-западной, так и восточной, подвергалась тогда сильнейшим нападениям со стороны римских католиков и протестантов.
Феофан Прокопович, преподававший догматическое Богословие в киевской Академии с 1711 г. по 1716 г., первый отделил его от Богословия нравственного,120 как особенную науку, и представил в системе, а потому справедливо называется отцом систематического Богословия в России. План его Догматики следующий: первая часть рассуждает о Боге в самом себе (de Deo ad intra): 1) едином по существу и 2) троичном в Лицах; вторая – о Боге во вне (de Deo ad extra), т.е. в Его действиях, и именно – 1) об Его творении: а) мира видимого и б) невидимого, и 2) об Его промысле: а) общем по отношению ко всем тварям и б) особенном по отношению к падшему человеку, состоящем в восстановлении рода человеческого через Иисуса Христа.121 План в общих чертах, очевидно, хороший, хотя в подробностях (особенно в подразделении последнего отдела: о восстановлении человека) не без недостатков, и хотя сам автор не успел осуществить его, доведя свои записки только до трактата о падении человека.122 Метод в этих записках все еще отзывается схоластикой, но уже схоластикой умеренной: истины излагаются большей частью в положительной форме, а не в виде диспутаций; многие пустые вопросы исключены. В направлении записок по прежнему преобладает полемика, но преимущественно направленная против папистов. В авторе видна обширная богословская ученость. Нельзя, однако, не сознаться, что Феофан, вероятно, приготовляя свои записки наскоро, не всегда достаточно обдумывал мысли, какие заимствовал из готовых пособий, а впоследствии не имел времени ни дополнить, ни исправить этих записок – от того в них, как заметил еще преосвященный митрополит киевский Евиений, по местам остаются прямые выписки из Гергарда и других иностранных богословов.123
После Феофана Прокоповича, в течение почти целого столетия (1715–1809), в порядке и методе преподавания у нас догматического Богословия заметно какое-то колебание. Одни продолжали идти прежним путем, бывшим до Феофана, т.е. составляли свои записки в виде отдельных трактатов, ничем несвязанных между собой; другие напротив, последуя Феофану, старались излагать догматы в некоторой системе. Одни удерживали прежний метод – схоластический, хотя более или менее умеренный, и раскрывали истины не только положительно, но и полемически, притом на языке чуждом для нас, латинском; другие излагали эти истины только положительным образом, просто, общенародно, без всякой почти схоластики и полемики, и на языке отечественном.
Из опытов догматического Богословия, написанных в виде отдельных трактатов, методом умеренно-схоластическим и дидактико-полемическим, замечательнейшие: а) Богословские уроки архимандрита Сильвестра Кулябки, читанные в киевской Академии с 1741 по 1745 год, хотя неоконченные;124 б) Краткое Догматико-полемическое Богословие архимандрита Иакинфа Карпинского, преподанное в коломенской Семинарии в 1771–1772 г., и расположенное в одиннадцати главах;125 в) наконец Догматико-полемическое Богословие архимандрита Сильвестра Лебединского, преподанное в казанской Академии в 1797–1799 г., и расположенное в шестидесяти восьми главах.126 Следует, однако, заметить, что хотя в двух последних опытах трактаты и главы не связаны между собой никакой нарочитой системой, но они следуют одни за другими в самом естественном порядке, почти в том самом, в каком обыкновенно располагаются и в системах.
Из опытов догматического Богословия, написанных в виде системы – а) методом дидактико-полемическим и схоластическим – известны: Христианское православное Богословие преосвящ. Георгия Конисского127 и Догматико-полемическое Богословие преосвящ. Иринея Фальковского:128 оба эти руководства читаны в киевской Академии, первое в половине (с 1751 по 1755 г.), последнее к концу прошлого и в начале нынешнего столетия (1795–1804), и оба составлены по плану, предначертанному Феофаном Прокоповичем; б) методом только положительным, без полемики и схоластики – Догматическое Богословие преосвящ. Феофилакта Горского – читано в московской Академии (с 1769 по 1774) по плану, начертанному самим автором и не отличающемуся строгостью.129
Наконец, просто, общенародно и на отечественном языке, без строгой системы, но с довольной последовательностью написаны:
а) Сокращенная христианская Богословия – преосвящ. митрополита московского Платона, преподанная им наследнику Всероссийского престола Павлу Петровичу (1763 – 1765): она состоит из трех частей, и Догматика изложена собственно во второй;130
б) Догматическая Богословия – архимандрита Макария, читанная в тверской Семинарии в 1764–1766 г.131 и – в) Христианская Богословия – иеромонаха Ювеналия Медведского, в которой Догматика занимает одну первую часть, составленная в 1797 году.132
Сравнительно лучшими из всех доселе упомянутых опытов догматического Богословия, по основательности и полноте, справедливо признаются опыты архимандрита Макария, преосвящ. Иринея и преосвящ. Феофилакта.
Со времени преобразования наших духовных Училищ, начавшегося в 1809 г., или точнее, с издания в свет конспекта богословских наук для этих училищ в 1812 г. и потом с издания уставов для духовных Академий и Семинарий в 1814 году, – догматическое Богословие начало уже постоянно преподаваться у нас в виде системы. Для него предначертан и общий план (в означенном конспекте), указаны и метод и направление (в конспекте и уставах). С тех пор, как известно, написано несколько опытов систематического изложения православных догматов профессорами наших духовных Академий и Семинарий, хотя, к сожалению все это остается лишь в рукописях, за исключением немногих трактатов, напечатанных в наших духовных периодических изданиях. Единственный опыт, изданный в свет, есть догматическое Богословие профессора московского Университета, протоиерея Петра Терновского, отличающееся отчетливостью и сжатостью.133 Правила, изданные бывшей Коммисией духовных Училищ в 1838 г. касательно преподавания семинарских наук, и новые правила касательно того же предмета, изданные Священным Синодом в 1840 году, более и более определяют, между прочим, и метод и направление истинно-православного догматического Богословия. Остается желать, чтобы по этим указаниям составились наконец у нас систематические учебники догматического Богословия, достойные предмета и вполне соответствующие потребностям образующагося в духовных Училищах юношества и всей Церкви.134
Не без причины, говоря о развитии православного догматического Богословия, как науки, во весь последний период, мы ограничивались только нашим отечеством. В Греции и на всем востоке, со времени падения Константинополя, просвещение находилось в крайнем упадке; школ почти не существовало, а если и существовали где, то одни первоначальные, в которых Богословие не преподавалось.135 Все, искавшие себе высшего образования, должны были отправляться в западные училища, или посвящали всю жизнь свою домашним, усиленным занятиям.136 Не прежде, как с половины прошлого столетия, со времен знаменитого Евиения Булгариса, который, будучи преемственно ректором гимназий в Яннине, на Афоне и в Константинополе, первый начал преподавать догматы веры в систематическом порядке, наука эта сделалась известной в греческих школах;137 но она преподавалась там постоянно только по рукописям, которые остались нам неизвестными. С восстановлением Греции на степень самобытного королевства, когда в основанном ей афинском Университете дана кафедра и для преподавания богословских наук во всей обширности и полноте, и когда вообще просвещение, как светское, так и духовное, начало более и более распространяться между Греками, можно надеяться, что они снова примут деятельное участие и в судьбах православного догматического Богословия, понимаемого в смысле науки.
Обращаясь от догматических систем и учебников к кратким изложениям веры и частным исследованиям догматическим, находим тех и других немало впродолжение настоящего периода как в Греции, так и в нашем отечестве.
В ряду кратких изложений и изъяснений веры достопримечательнейшие суть: I) на греческом языке – а) Исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной иеромонаха Митрофана Критопула, бывшего впоследствии патриархом александрийским, написанное им по просьбе иностранных ученых, во время путешествия его по Европе;138 б) Исповедание Иерусалимского патриарха Досифея, читанное и утвержденное на Иерусалимском соборе 1672 г., и потом от лица всех восточных Первосвятителей присланное к нашему Священному Синоду в 1723 г., как точное изложение православной веры,139 и в) Православное Исповедание или изложение веры православныя апостольския Церкви – Евгения Булгариса, окончившего дни свои в России в сане славенского и херсонского архиепископа;140 II) на русском языке – а) Катихизис преосвящ. Феофана Прокоповича, долго употреблявшийся в школах;141 б) Катихизисы, краткий и обширный, преосв. Платона, митрополита московского, имевшие тоже назначение;142 в) наконец Катихизисы, особенно пространный, преосвящ. Филарета, митрополита московского, ныне издающиеся как для преподавания в училищах, так и для употребления всех христиан православных.143
Частные догматические исследования и в настоящий период, как прежде, относились, по преимуществу, к тем предметам веры, которые подвергались нападениям со стороны неправославных, и потому имеют характер более полемический. Лучшие из этих сочинений:
I) против папистов: а) о происхождении Святого Духа – Георгия Корезия, Иоанникия Галятовского, особенно Адама Зерникова и Феофана Прокоповича, б) в опровержение учения о главенстве папы – Георгие Корезия, Иоанникия Галятовского и Нектария, Иерусалимского патриарха, в) о времени пресуществления Евхаристии – братьев Лихудов, Иоанникия и Софрония, святого Димитрия Ростовского и Стефана Яворского;
II) против протестантов: а) о седми таинствах Церкви, также оба иконах, о призывании, святых – Георгия Корезия, 6) в опровержение вообще лютеранских и кальвинских заблуждений – Мелетия Сирига, братьев Лихудов, Стефана Яворского и Феофилакта Лопатинскаго;
III) против раскольников: а) о времени пришествия антихристова и кончины века – Стефана Яворскаго; б) в обличение всех вообще раскольнических заблуждений – книги, изданные от лица святых Патриархов русских, также сочинения святого Димитрия Ростовского, Феофилакта Лопатинского, Питирима, Феотокия,144 преосвящ. Филарета, митрополита московского145 и преосвящ. воронежского Игнатия.146
В последнее время много частных догматических исследований и вообще сочинений, более или менее обширных, помещено в трех издающихся в нашем отечестве духовных журналах: Христианском Чтении,147 Воскресном Чтении148 и Творениях святых Отцов с прибавлениями духовного содержания,149 а также между издаваемыми по временам опытами воспитанников наших духовных Академий: Санкт-Петербургской, Киевской и Московской.150
* * *
См. “Введение в православное Богословие” А. М. §§ 151, 152, 160, 162, 177 и 178.
Когда, например, говорится о Спасителе, что Он упразднил закон заповедей (δόγμασι) учением (Еф. 2:15), или что Он истребив учением бывшее о нас рукописание (δόγμασι, – Кол. 2:14). Святой Златоуст, блаж. Феодорит, святой Феофилакт и некоторые другие учители, объясняя эти места, разумеют здесь под догматами именно учение евангельское.
Δόγματα θεΐα (Theodoret· Epist. ad Johan. Antioh.), – Θεού (Orig. in Matth. T. 12, n. 23; Clem. Alex. Strom. 3: 2; 6:15).
τά Ίησοϋ Χρίστου δόγματα (Ignat. ad Magnes. 13; Martyr. S. Justin. n. 4; Basil, in Psalm. 46, n. 4).
Σπουδάζετε βεβαιωθήναι έν τοίς δόγμασιν τού Κυρίου (Ignat. ad Ephes. § 13).
Δόγματα τών έύαγγελίων (Athanas. in. Matth. serm. 9); αποστολικά (Theodoret. Histor. eccles. 1. 2. 7).
.... τούς καθάπερ νόμισμα τό δόγματα θείον παραχαράττοντας περιβνέγκατε (Synes. Epist. V). Ordinavit eos et instruxit ad praedicationem dogmatis ac doctrinae suae (Lactant. de mort. persccut. n. 2. Conf. S. Basill, Hexaëm. orat. 6).
Διδάσκαλοι τού δόγματος, – apud Origen. contra Cels. lib. III.
Όι τού δόγματος – apud Evseb. Hist, eccles. lib. VII, cap. 30.
Говорится, например: δόγματα έλληνικά (Sozom. Hist, eccles. lib. V, cap. 16).
.... De suis decretis, quae philosophi vocant dogmata (.Сиcer. Quaest. acad. IV, Ф). Потому святой Исидор Пелусиот называет Сократа τέν άττικών δογμάτών νομοθέτήν. Lib. I, epist. II Ophelio Grammatico.
В Священном Писании догматами иногда называются: повеления кесарева или царские (Лук. 2:1; Деян. 17:17; Дан. 2:13), царская заповедь (Дан. 6и 9), царский устав (15), и слово – έδογμάτισαν употребляется как по отношению к царям (Есф. 3:9), так по отношению к решениям народного собрания, действовавшего в духе правительственной власти (2 Макк. 10:8; 15:36).
См. “Введение в правосл. Богословие” А. М. § 127. Спб. 1847.
Послан. Патриархов восточно-каф. Церкви о прав. вере чл. 2 и 12, а подробнее см. в означенном Введении §§ 134–140.
См. Кормчую или Книгу правил святых Апостолов, святых Соборов вселенских и поместных и святых Отцов – на первых страницах.
Δόγματα έκκλησιαστικά (Cyrill Alex. in Amos. 2:7; VI, 2; Chrysost. in Matth. 21:23); τά τής έκκλησίας δόγματα (Gregor. Nyss. contra Eunom. orat. XII, in tom. II, pag. 815. Paris. 1638; Chrysost. homil. VI in epist. ad Philip.); έκκλησιαστικοί λόγοι (Orig. in Matth. T. XI, n. 17; T, XII, n. 23).
Ἐκκλησιαστικοί (Greg. Nyss. contra Eunom. orat. II, in Opp. tom. II, pag. 481 ed. Morel.); έκκλησιαζόμενοι (Epiphan. Haeres, LXI, n. 4); οί άπό τής έκκλησίας (Origen. contra Cels. V, 61).
В этом смысле святой Златоуст говорит о самом себе: έκείνο γάρ έχε παρατετερημένον, ότι πολλά τών λεγομένων παρ᾿ ήμΐν άγωνιστικώς κηρύττεται, ου δογματικώς. In Matth. XXI, 23, in Coteler. Monum. eccles. gr. III, 145.
Όρθά τής έκκλησίας δόγματα (Cyrill Alex. defens. anathem. X; Ghrysost. in Genes, homil. II, n. 5); ύγία (Origen. in Joh. T. VI, n. 2; T. XX, n. 22); τής έυσέβειας (Orig. in Matth. T. XVII, n. 7; Cyrill Alex. in Amos. 6:2); έυσεβή (Cyrill. in Symbol, ad Monach.).
Τής άσεβείας δόγματα (Chrysost. tom. VIII, serm. V, edit. Paris, pag. 133); impia et irreligiosa dogmata (Iren. advers. haeres. lib. II, praef. n. 1); δόγματα μυσαρά (Theodoret. in Jes. Nav. quaest. XVI); άθεα (Evseb. in Ps. LVII, 12); pestifera et mortifera dogmata (Avgust. de civit. Dei XVIII, 51, n. 1). В VII Правиле третьего вселенского Собора также говорится: “скверные и развращенные Несториевы догматы.”
См. в Кормчей или Книге правил.
Ό τής θεοσέβειας τρόπος έκ δύω τούτών συνέατηκε, – δογμάτών έύσεβών ακριβείας, καί πράξεων αγαθών. Саtech. IV, п. 2.
Ό Χριστιανισμός μετά τής τών δογμάτών όρθότητος καί πολιτείαν ύγιαίνουσαν άπαιτεΐ. Ghrysost. in Johan. homil. XXVII. Тоже повторяет святой Отец in Genes, homil. II, n. 5 et homil. XIII, n. 4.
См. слово: ересь – по алфавитному указателю, прилож. в конце последнего издания Книга правил... (Спб. 1843).
О разных значениях слова – символ (σύμβολον), равно как о происхождении символов в христианской Церкви, см. в библ. истор. Преосвящ. Филарета, митрополита московского, стр. 599–601, по изд. 4, и у Свицера в Thcsaur. Eccles. под словом: σύμβολον.
Так, например, слова древних символов: “верую в... Вседержителя, Творца неба и земли,” предохраняли православных от лжеучения еретиков – Симониан и Менандриан, появившихся еще в век апостольский, и учивших, будто мир создан не Богом, но Ангелами; учение тех же символов о зачатии Иисуса Христа от Духа Святого и о рождении Его от Марии Девы – предохраняло от лжеучения других того времени еретиков – Керинфиан и Евионеев, учивших, якобы Иисус зачат и родился, как рождаются вообще люди, и есть сын Иосифа и Марии.
Доныне известные древние символы церквей: Иерусалимской, кесарийской, александрийской, антиохийской, римской, аквилейской, также встречающиеся в писаниях частных учителей того времени: Иринея, Тертуллиана, Киприана, Григория чудотворца, и в Постановлениях апостольских. Одни ив этих символов короче, другие пространнее. Кроме различия в некоторых словах и выражениях, разнятся они между собой еще в порядке изложения некоторых членов. См. самые символы у Бингама, Origin. Eccles. lib. X, cap. 3 et 4.
Например, в символе церкви аквилейской, после слов – верую в Бога Отца Вседержителя, прибавлены слова: невидимаго и неподлежащего страданию (invisibilem et impassibilem). Это именно – против Савеллиан и Патрипассиан. “Надобно знать,” говорит Руфин, который сам принадлежал к аквилейской церкви, “что эти два слова не находятся в символе церкви римской, а у нас прибавлены против ереси Савеллиевой, известной под именем Патрипассианской, которая учит, что сам Отец (Pater) родился от Девы, сделался видимым и страдал (passus est) во плоти. Для удаления сей-то хулы от Отца предки наши, кажется, и прибавили означенные слова, т.е. назвали Отца невидимым и неподлежащим страданию” (Rufin. in Exposit. symboli). По такому же, конечно, побуждению в некоторые из древних символов внесены впоследствии члены: о сошествии Иисуса Христа во ад и об общении Святых, хотя, когда именно внесены, неизвестно. Apud. Bingham. Op. cit. lib. X, cap. 3, § 7.
Мы ничего не упоминаем здесь о символе, так называемом апостольском, который в три первые века употреблялся собственно в церкви римской и доселе находится в особенном уважении на западе, – не упоминаем потому, что Церковь восточная – православная – не употребляла этого символа ни в три первые века, когда пользовалась другими символами, ни во все последующия времена, и след. никогда не видела в нем, в строгом смысле, символа апостольского, никогда не предпочитала его всем прочим древним образцам веры, которые, по преданию, все равно могли иметь начало свое от Апостолов, если не по букве, то по духу и содержанию (Библ. истор. преосв. Филарета, митрополита московского, стр. 600, изд. 4). Ήμεΐς, сказали представители Церкви православной на флорентийском соборе, ούτε έχομεν, ούτε έιδομεν σύμβολον τών Αποστόλων, в ответ Латинянам, которые, указывая на свой древний символ, называли его происшедпшм от самих Апостолов. Concil. Florent. sect. VI, cap. 6.
Надобно, однако, заметить, что образование церковно-богословского языка началось отчасти и прежде никейского вседенского Собора: а) на некоторых соборах поместных, каков быд антиохийский против Павла самосатского, внесший в свой символ слово: единосущный – ομοούσιος, и – б) в писаниях частных учителей, вапример, Дионисия александрийского, употреблявшего тоже самое слово (in epist. ad Dionys. Roman.), и Феофила антиохийского, у которого встречаем в первый раз слово: Троица – τριάς (Ad Aгtolic. II, n. 15); – продолжалось и после никейского Собора, соответственно появлению новых ересей, против которых, для точнейшего определения православного учения, надлежало точнее устанавливать значение самых терминов. Важеейшие из слов образовавшегося таким образом церковно-богословского языка, имеющие свой строго-опредеденный смысл, суть: а) в изложении учения о Боге, что Он есть един в Троице, един по существу, троичен в лицах или ипостасях...... что личное свойство Отца – нерожденность, Сына – рождение от Отца, Духа Святого – исхождение от Отца; б) в изложении учения о Христе-Спасителе, что Он воплотился или вочеловечился, что в Нем одно лицо, а не два естества – Божеское и человеческое, соединенные неслитно, неизменно, неразделъно и неразлучно, и под.
III-го всел. Собора прав. 7; VI-го всел. Собора прав. 1 и 2. Мысль об этом Собора хадкидонского, всел. IV-го, см. у Ляббея – Concil. tom. IV, pag. 567; определение Собора константинопольского (867), который долго считался на востоке VIII вселенским, см. в Воскр. Чт. год IV, стр. 400. Срав. “Введение в прав. Богословие” А. М., стр. 565 – 570, Спб. 1847 г. Со времени второго и особенно третьего всел. Собора, начали уже строго наблюдать, чтобы для выражешя коренных истин веры употребляемы были не произвольно-придуманные слова, а определенные Церковью, и шестой вседенский Собор, разбирая дело бывших константинопольских патриархов – Сергия, Пирра и Павла и некоторых других их единомышленвиков, вменил им в вину именно введение новых слов, противных православной вере (Vid. apud Labbeum Concil. Т. VI, pag. 610–611), и снова подтвердил догматы святых Отцов не только принимать по смыслу, ими принятому, но и выражать одинаковыми с ними словами и решительно ничего не вводить нового (apud Labb. ibid. p. 1028).
Достойно замечания, что отцы второго вселенского Собора, подробнее излагая символ первого вселенского, – а) старались воспользоваться при этом преимущественно словами и целыми выражениями из Священного Писания, и – б) четыре последние члена, не находившиеся в символе никейского Собора, позаимствовали из прежних символов, употреблявшихся в Церкви до никейского.
Не можем умолчать здесь о весьма важном для нас в настоящем случае Обращении (προσφωνητικός) этого вселенского Собора к императору Маркиану, где Отцы обстоятельно излагают мысль, что постепенное раскрытие или развитие догматов в Церкви необходимо, и именно по случаю возникновения ересей, что Церковь всегда имеет на это право, и что она, при таком раскрытии догматов не привносит ничего нового. Apud Labb. Concil. Т. IV, pag. 819–828.
Все символы и вероопределения вселенских и поместных Соборов и святых Отцов, поименованных Собором трулльским, можно видеть в Кормчей, или Книге правил святых Апостолов, святых Соборов вселенских и поместных и святых Отецов, изд. в Спб. 1839 и 1843.
См. Послание восточ. Патриархов о прав. вере. в начале.
Подробнее об этих книгах в § 149 “Введения в прав. Богословие” Α. М.
Из этого видно, как несправедливы упреки римских писателей, делаемые Церкви восточной православной, будто она, держась строго только семи древних вселенских Соборов и не признавая живого органа непогрешимого учительства церковного в лице папы, чрез то самое сделалась неподвижной, безжизненной, мертвой. Да, Церковь православная, действительно, неподвижно, непоколебимо утверждается на седми вселенских Соборах, как на семи столпах, на коих премудрость Божия создала себе дом (Прич. 9:1); Церковь православная, в продолжение веков, не исказила и не отвергла ни одного догмата, утвержденного на вселенских Соборах, и не приняла ни одного нового, какого не знала Церковь древневселенская, и потому-то называется православной. Но в тоже время она всегда имела и имеет и живой орган для выражения своего непогрешимого учительства: это голос всех ее пастырей, это их соборы; в тоже время она никогда не переставала, во всем последуя семи вселенским Соборам и древним святым Отцам, подробнее и обстоятельнее раскрывать, по случаю вновь возникавших ересей и заблуждений, свои неизменные догматы, в руководство православным, как поступила она против заблуждений церкви римской и потом заблуждений протестантских. След. православно-восточная Церковь и доселе живет и действует точно так же, как жила и действовала и древняя Церковь вселенская до отпадения от нее римского патриархата.
См. выше примеч. 33. Весьма также рассудительно писал об этом один иа церковных писателей V века, Викентий Лирииский: Forsitan dicet aliquis: nullusne ergo in Ecclesia Christi profectus habebitur religiouie? Habeatur plane, et maximus. Nam quis ille est tam invidus hominibus, tam exosus Deo, qui istud prohibere conetur? Sed ita tamen, ut vere profecttis sit ille fidei, non permutatio. Siquidem ad profectum pertinet, ut in semetipsum unaquaeque res amplificetur; ad permutationem vero, ut aliquid ex alio in aliud transvertatur. Crescat igitur, oportet, et multum vehementerque proficiat tam singulorum quam omnium, tam unius hominis quam totius Ecclesiae, ætatum ac saeculorum gradibus, intelligentia, scientia, sapientia... Fas est etenim, ut prisca illa co_elestis philosophiæ dogmata processu temporis excurentur, limentur, роliапtur; sed nefas est, ut commutentur.... Accipiant licet evidentiam, lucem, distinctionem; sed retineant, necesse est, plenitudinem, integritatem, proprietatem. Commonit. 1, cap. 38.
В древности символу даваемы были раэиые названия, во свидетельство его особенной важности. Он назывался: а) истиной – άλήθεια (Iren. adv. haeres. lib. 1, с. 9, n. 5; с. 10, и. 2), и правилом истины – κανών τής αληθείας (ibid. lib. l с. 9, п. 4); б) верой – πίστι; (ibid. lib. III, с. 1, n. 14), кафолической верой (August, de fide et symbolo c. 1), правилом веры (Tertull. adv. Prax. c. 2; August serm. CCXIII in tradit. symboli), захоном веры (Tertull. de velandis virginibus, c. 1), основанием кафолической веры (Augustin. serm. de symbolo ad catechumen, c. 1); в) учением апостольским (Iren. adv. haeres. lib. III, c. 24; lib. IV, c, 33), учением вселенским – διδασκαλία καθολική (Constit. Apost. lib. VI, с. 14); г) верой Церкви (Iren. adv. haer. lib. III, c. 24), каноном или правилом Церкви (Origen. do princip. lib. IV, c. 9), древней системой Церкви для всего мгра – τό άρχαιτής έκκλησίας σΰστημα κοίτα, παντός τού κόσμου (Iren. adv. haer. lib. IV, с. 33). Последнее пазвание символа особенно многознаменательно для науки или системы православного догматического Богословия.
О других изложениях веры, в которых также можно находить символическое учение православной Церкви, и которыми, следовательно, можно пользоваться в православном догматическом Богословии, см. во “Введении в православное Богословие” А. М. § 149.
Или, как обыкновенно выражаются, домостроительство спасения буквально переводя греческое: οίκονομία τής σωτηρίας, хотя такое выражение не совсем удобопонятно (см. слово – домостроительство в Словаре церковно-слав. и русск. языка, состава, вторым отд. Императ. Академии Наук, т. 1).
Johan. Damasc. de fide orthod. lib, 1, c. 2. Выписки из других святых Отцов в подтверждеше этой мысли можно видеть у Петавия (De Theolog. dogmat. tom. I, prolegomen. cap. 1, et tom. V, lib. IV, cup·. 1), который, со своей стороны, на основании представленных выписок, делает такое общее замечание: “все рассуждения о Боге разделяются на две части, из которых одна называется богословием – θεολογία, а другая – домостроительством – οίκονομία. Слово – θεολογία означает собственно то, что относится к самому Божеству и Божественным Лицам, т.е. к естеству Божию и свойствам, как самостоятельным (absolutae proprietates) или не имеющим никакого отношения к миру, так и имеющим это отношение (rеlativae). Οίκονομία же объемлет то, что касается состояния и действий Бога, пекущегося о нашем спасении, – что Греки называют ένσαρκον οίκονομίαν, а Латиняне воплощением (incarnatio) и жизнью во плоти Христа-Спасителя.”
Βούλεται δέ τήν τοιαΰ τήν διόασκαλίαν οιαιρεΐσθαι έίς τε τήν άπλήν θεολογίαν καί έίς τήν οίκονομικήν. И затем непосредственно присовокупляет, что предметом для богословия простого Церковь назначает учение о Боге в самом Себе и о Боге, как Творце и Промыслителе, оставляя, след., все прочее для второй части: “простое богословие, учит она, должно изложить познания о том, что Бог есть един только, и един именно по существу, что Он безначален, нерожден, несотворен и вечен, что Он есть Творец всего видимого и невидимого, есть также правитель, промыслитель и хранитель всякого создания видимого и невидимаго” (Confess, cathol. et apostol. in Oriente Eccl., ed. Helmst., cap. 1). Достойно замечания, что самое Богословие святого Иоанна Дамаскина в одном из греческих списков, хотя не древнем, разделено также на две части, из которых первая рассуждает, по словам издателя Иоанновых сочинений, Лекена – περί τής θεολογία, hoc est de Deo uno, trino, creatore et provisore, a последняя περί τής οίκονομίας, sive de Deo carnefaclo, redemptore et remuneratore (Vid. in Libr. S. Johan. Damasc. de fido orthod. prolog., по париж. Лекеневу изд. творений сего отца, в том. 1, стр. 119). Если и нельзя еще согласиться по одному этому, чтобы такое разделение было сдедано самим святым Иоанном Дамаскиным, – ибо во всех других греческих списках его Богословия оно не встречается: по крайней мере, нельзя не видеть здесь нового подтверждения слов Митрофана Критопула, что в позднейшее время на православном востоке, действительно, имели обычай разделять догматическое Богословие таким образом. Впрочем и сам святой Дамаскин, разделивший свое Богословие только на главы, главу: περί τής θέιας οίκονομίας – начинает уже после того, как изложил главы и о триипостасном Боге и об Его творении и промысле (Vid. de tide orthod. cap. 45, seu lib. III, cap. 1).
Для большей ясности всего этого см. во “Введении в православное Богословие” § 131: о признаках апостольского предания, и § 132: о важности u употреблении Священного Предания.
Указываем на слова: а) Кирилла александрийского: πιστή τοίνον ή γνώσις, γνωστή δέ ή πίστις θεία τινί άκολουθία τε καί άντακολουθία γίνεται (Strom. lib, II, с. 4); б) святого Златоуста: τότε γάρ μάλλον πιστέύομεν, όταν καί τήν αΐτίαν μάθωμεν καί τόν λόγον, καθ᾿όν γίνεται (in Hebr. horn. XII, п. 2); в) бл. Августина: absit, ut hoc in nobis Deus oderit, in quo поз reliquis animantibus excellentiores creavit. Absit inquam, ne ideo credamus, ne rationem accipiamus sive quaeramus, cum etiam credere non possemus, nisi rationales animus haberemus. Ut ergo in quibusdam rebus, ad doctrinam salutarem pertinentibus, quas ratione nondum percipere valemus, sed aliquando valebimus, fides prsaecedat rationem, qua cor mundetur, ut magnae rationes capiat et perferat lucem, hoc utique rationis est (Epist. ad Consent. CXX, n. 3); г) Илария: fidem non nudam Apostolus atque inopem rationis reliquit: quæ quamvis potiseima ad salutem sit, tamen nisi per doctrinam instruatur, habebit quidem inter adversa tutum refugiendi recessum non etiam retinebit constantem obtinendi securitatem, eritque ut infirmis sint post fugam castra, non etiam ut arma habentibus adsit, interrita fortitudo (Lib. XII); д) блаж. Феодорита: δεΐται ή πίστις τής γνώσεως, καθάπερ άυ ή γνώσις τής πίστεως, ούτε γάρ πίστις άνευ γνώσεως, ούτε γνώσις δίχα πίστεως γένοιτ᾿αν; ήγείται μέντοι τής γνώσεως ή πίστις, έπεται δέ τή πίστι ή γνώσις (Græcar., affect, curat., pag. 479).
Приводить из писаний отеческих частные примеры в подтверждение этой мысли было бы излишне: их так много, что можно встретить по нескольку почти в каждом замечательном сочинении ученейших Отцов и учителей Церкви: Иустина, Климента Александрийского, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Августина, Кирилла Александрийского и др. Довольно заметить вообще: 1) что святые Отцы отнюдь не пренебрегали и светской ученостью, а напротив считали ее полезной для христианина-богослова: “Полагаю, говорит, например, святой Гриторий Богослов, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только сие благороднейшее и наше образование, которое, презирая все украшения и плодовитость речи, емлется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и образование высшее, которым многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злохудожного, опасного и удаляющего от Бога... В науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и в глубину погибели. Мы извлекли из них полезное даже для самого благочестия, чрез худшее научившись лучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Посему не должно унижать образование, как рассуждают о нем некоторые, а напротив того, надобно признать глупыми невеждами тех, которые, держась того мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве” (“Творения святых Отцов” в русск, перев., изд. при Моск. Дух. Ак., том. IV, стр. 63–64); 2) что многие из святых Отцов и учителей Церкви любили заниматься философией, особенно Платоновой, советовали заниматься ей другим христианам, и сами нередко пользовались ей при раскрытии христианского учения (см. в 1 томе Опытов восп. киев. Дух. Академии V курса – рассуждение: как Отцы Церкви первых пяти веков думали о философии вообще и особенно о философии Платона, и срав. Baltus'ä Defense des saints Pores, accuses de platonisme...); и 3) что, наконец, всего более из светских наук они ценили и считали нужной для христианского богослова отрасль философии – диалектику: ή γάρ τής διαλεκτικής δύναμις τεΐχός έστί τοΐς δόγμασιν, ούκ έωσα αύτά αδιάσπαστα έίνα. καί άάλωτα τοΐς βοολομένοις, – рассуждал святой Василий Великий (in cap. 2 Esaiae). Disputationis disciplina ad omnia genera quaestionum, quae in litteris sanctis sunt, penetranda et dissolvenda plurimum valet, – говорить также блаж. Августин (De doctr. Christ, lib. II, cap. 31). Подобные же отзывы о диалектике можно видеть у Климента Александрийского (Strom. lib. I, pag. 319; lib. VI, pag. 655), Григория Нисского (de anima et resurr., tom. III, pag. 201, ed. Morel.), Иеронима (tom. III, pag. 995) и других. А святой Григорий Богослов рассказывает о святом Василие Великом, что он, зная в совершенстве все науки и будучи весьма силен в философии, преимущественно был искусен “в той части еe, которая занимается логическими доводами и противоположениями, а также состязаниями, и называется диалектикой,” – и что “легче было выйти из лабиринта, нежели избежать сетей его слова, когда находил он сие нужным” (Твор. святых Отцов в русск. перев., том. IV, стр. 78–79).
См., например, Иринея contra haer. lib. II; Тертуллиана adver. Hermogen. et contra Магсиоn.; Епифания haer. XXXI, XLI-XLIV; Григория Нисского; contra Manich. syllogismi decem, opp. tom. II, ed. Paris 1615.
См., например, из сочинений Василия Великого книгу о Святом Духе и пять книг против Евномия; святого Григория Богослова – пять слов о богословии против Евномиан; блаж. Августина – пятнадцать книг о Пресвятой Троице.
См. особенно кн. 1, гл. V: доказательство, что един Бог, а не многие; гл. VÏ о Слове и Сына. Божием доказательство исч разума; гл. VIÏ о Духе Святом доказательство из разума; также вею третью книгу, где рассуждается преимущественно о двух естествах во Иисусе Христе и о непостижимом образе их соединения и вваимного общения.
Отношение между разумом и верой, какое должно существовать в этом случае, древние учители Церкви старались объяснить подобием: вера, говорили они, должна быть госпожей, подобно Сарре в доме Авраама, а разум или философия – рабой, подобно Агари (Clemen. Alex. Strom. 1, pag. 284–285; Hieron. epist. 146 ad Magn.).
Πιστευδέ θεμέλιος γνώσεως. Clem. Alex. Strom. lib. VII, c. 10. См. также Iren. adv. hær., ed. Massuet., lib. I, e. 1–10; lib. II, c. 28; Athanas. epist. 1 ad Serapion. cap. 20.
Святой Иоанн Златоуст говориг: διά πίστεως ή γνώσις, καί πίστεως άνευ ούκ έστι γνώναι (Ghrysost. horn. XI in Epiet. ad Philippens.); πίστεως έργον ή κατανόησις (horn. XXI in Hehb. n. 1); святой Кирилл Александрийский: μετά τήν πίστιν ή γνώσις, καί ού πρό τής πίστεως (Caten. in cap. 6 Joann.). См. также святого Кирилла Иерусалимского – Catech. V, 2, и св. Феофилакта болгарского – in cap. I ad Titum.
Rationabiliter dictum est per prophetam: nisi credideritis, non intelligetis (Is. 7:9). Ubi procul dubio discrevit haec duo, deditque coneIIium, quo prius credamus, ut id, quod credimus, intelligere valeamus. Proinde ut fides praecedat rationem, ratiouabiliter visum est. Augustin. Epist. CXX ad Consentium. Тоже у Климента Александрийского – Strom. lib. II, с. 4 и у святого Василия Великого – homil. in Pealm. CXV.
Κοριώτερον ούν τής έπιστήμης ή πίστις, καί έστίν αύτής κριτήριον. Clem. Alex, Strom. lib. II, cap. 4.
Πανταχού μέν άλαβουδιανοίας δεΐ, μάλιστα δέ όταν περί Θεοΰ λέγωμέν τι, ή άκούωμεν. Chrysost. homil. II, in epist. ad Hebr.
Oύ ταΐς υπέρ μέτρον άκριβείαις καταλύειν άξιον, ούτε μέν ταΐς έίς άκρον έρεύναις ύποφέρειν τά ύπέρ νούν. Cyr. Alex. in prosphonet. ad Imperat. Theodosium.
Elaborandum est..., говорит святой Амвросий, ne quis adsertionem nostram per philosophiam depraedetur. Sic enim Arianos in perfidiam ruisse cognovimus, dum Christi generationem putant usu hujus saeculi colligendam. Reliquerunt Apostolam, sequuntur Aristotelem; reliquerunt sapientiam, quae apud Deum est, elogerunt dispu-tationis tendielas et ancupia verborum secundnm dialecticae disciplinam (in Ps. CXVIII, serm. XXII, n. 10). Тоже см. у Тертуллиана (de praescr. haeret. cap. 7), у Святого Иоанна Златоуста (homil. in Ρβ. CXV, n. 1), святого Василия Великого (contra Evnom. lib. 1), блаж. Августина (Serm. 87 de temp.).
BasiI. Magn. homil. in Ps. CXV; Аuguistип. de doctr. Christ, lib. II. Достойны при этом замечания слова Климента Александрийского: “под именем философии я разумею не какую-либо частную систему – стоическую, платонову, эпикурейскую, или аристотелеву, но то, что в этих школах находится истинного, что научаег правде и благочестивому ведению, – все такое, взятое в совокупности, я называю фидософией” (Stromat. lib. 1, cap. 7).
Так, самое учение об исхождении Святого Духа от Сына, выдаваемое ныне римской Церковью за догмат, сначала (в VII в.) было лишь частным мнением весьма немногих.
Еще святой Григорий чудотворец убеждал христианских богословов: μή περιεργαζώμεθα τό Ἐυαγγελικόν λόγον λέξεσι περιξήροις, καί απέραντους ζητήσεις καί λογομαχίας σπείροντες, καί τόν λείον καί άθύτα τόν τής πίστεως λόγον τραχύνοντες (citat. apud Damascen. in Eclog. Tit. 76 ex lib. περί σαρκώσεως καί πίστεως).
Allgemeine Gesch. der Christ. Relig. und Kirche von Aug. Neander, Hamb. 1826, Band. 1, Abth. 1, a. 163 – 181: Bekämpfung des Chrisl. durch Schriften der Heiden.
Каковы: Иустин философ, Тациан, Афинагор, Феофил антиохийский, Ермий, Квадрат, Аристид, Кастор, Тертуллиан и многие другие.
Вышеознач. сочинение Неандера, Band. 1, Abth. 2, s. 397–537: Gesch. der Secten.
Находились в Ефесе, Смирне, Антиохии, Адександрии, Кесарии, Карфагене и других местах. Fleurii – Diss. II in hist, eccles. § 13–15. Срав. Начерт. Церк. Истории преосв. Иннокентия, ч. 1, стр. 4–5, по изд. четвертому.
Προπαρασκευάζει τοίνυν ή φιλοσοφία, προοδοποιουτόν ύπό Χρίστου τελειόυμενον. Clemen. Alexand. Strom. lib. I, pag. 282. Тоже повторяет и Ориген: Philocal. cap. XIII, pag. 41–42.
Ή διαλεκτική συνεργεί πρός τό μή ΰποπίπτειν ταικατατρεχούσαις αίρέσεσι. Clem. Alex. Strom. lib. I, pag. 319. См. также выше примеч. 46.
См. выше примеч. 58.
См. также выше примеч. 46.
Fleurii – Hist, eccles. tom. VII, lib. 32, § 6.
Доказательства можно видеть во “Введ. в правосл. Богословие,” А. М. § 128.
Iren. contra haer. lib. III,, cap. 2 et 3; Tertull. de praescr. haeret. cap. 19, 20, 21 и 22; Origen. praef. in lib. l de principiis, n. 2, pag. 47. edit. Paris 1572.
Так, еще Кай пресвитер (2-го века), в доказательство божественности Иисуса Христа против еретика Артемона, ссылался на песни, составленные древними христианами в честь Иисуса Христа, как Бога (Vid. apud Evseb. Hist, eccles. lib. V, cap. 28, pag. 157, Amst. 1795, et apud Phot. – Biblioth. cod. 48); святой Иустин и Тертуллиан доказывали троичность диц в Боге древней формой крещения через троекратное погружение во имя Отца и Сына .и Святого Духа (Just. Apolog. 1, n. 61; Tertnll. advers. Praxeam. cap. 27 et contra Marcion. Lib. I, cap. 28); святой Василий Великий – божественность Святого Духа словами древнего вечернего гимна, или светилъничного благодарения, во славу Пресвятой Троице (De Spiritu sanсto ad Amphil. cap. 29, n. 73); Святой Иоанн Златоуст, в подтверждение мысли, что Ангелы суть Ангелы мира, указывал на слова ектении, в которой диакон просит от Бога Ангела мирна (Homil. XXXVIII, pag. 477, tom. V, Francof. 1698); блаж. Августин доказывал важность учения о молитвах за умерших всеобщим обычаем Церкви и тем, что “в молитвах, которые священник возносит пред алтарем, прошение об умерших занимает особенное, неотъемлемое место” (Tractat. de cur. pro mort. ger. cap. IV).
Творен. святых Отцов в русск. переводе т. IX: святого. Василия Великого – о Святом Духе гл. 29, и Хр. Чт. за 1846 г., ч. Ï блаж. Феодорита – о непреложном воплощении Бога Слова, стр. 69–75.
Тот же, например, святой Василий Великий и в той же 29 гл. о Cвятом Духе, в подтверждение своей мысли, указывает на гимн мученика Афиногена, который оставил он ученикам своим, когда шел уже на сожжение.
Всего яснее это можно видеть из четырех слов святого Афанасия Великого против Ариан и сочинений блаж. Августина против Пелагиан.
В сочинениях против язычников указывали, например, на известные акты Пилатовы (Justin. Apolog. I, cap. 35; Tertull. Apolog. adver. gentes cap. 5 et 21; Chrysost. horn. XXVI, in 2 ad Corinth.), на письмо Плиния младшего к императору Траяну (Tertull. Apolog. adv. gentes cap. 2), приводили также места из языческих философов, поэтов, историков и других писателей. V. Luтреri – Histor. theologico-crit. de vita, scriptis atque doctrina S. Patrum... par. II, pag. 6, edit. Aug. Windelic. 1784.
Подробнейшие подтверждения мысли об изложенном здесь методе древних святых Отцов при раскрытии догматов веры можно видеть у Селье – в Historie génér. des auteurs sacrés..., когда он делает анализ сочинений того или другого учителя, особенно Афанасия Александрийского (в том. V), Василия Великого (в том. VI), Григория Богослова (в том. VII) и Августина (в том. XI и ХII).
К сожалению, это знаменитое сочинение не дошло до нас ни в подлиннике, ни в переводе блаж. Иеронима, а сохранилось только в переводе Руффиновом, весьма неисправном и произвольном, с сокращениями и переменами, как сознавался еще сам Руффин (in prolegom. de princip.). Потому и крайне трудно произнести об этом сочинении суд вполне верный и точный.
Именно: – а) на мир смотрел, как на необходимое, следствие всемогущества Божия, и потому допускал бесчисленный ряд миров, предшествовавших теперешнему, и такой же ряд других миров, имеющих существовать после настоящего в продолжение всей вечности; б) человеческие души принимал за падших духов, которые низпосылаются в чувственный мир и соединяются с телами для очищения, а по очищении снова становятся чистыми духами, какими были до падения, и возвращаются в свое место; в) вследствие сего неизбежно уже низпровергал учение Церкви о первородном грехе, распространяющемся между людьми от прародителей; г) отвергал вечность мучений, и – д) не отвергая прямо воскресения тел, говорил однакож, что они изменятся тогда в какую-то эфирную, духовную сущность. Фотий находил в этом сочинении Оригена и другие ошибки касательно самих Лиц Пресвятой Троицы (Photii Biblioth. cod. VIII).
Они известны и на русском языке в двух переводах: в переводе москов. архиепископа Амвросия и в переводе, сделанном при ярославской Семинарии.
Было переведено на русский язык П. Тодорским и издано в Сборнике под заглавием: “Три книги блаженного Августина,” Спб. 1795 г.
Напечатано в Хр. Чт. 1844, ч. IV, стр. 173–229 и 311–389.
Лучшее издание этого сочинения с вариантами и толкованиями на него помещено в 58 томе Patrolog. curs, compl. изд. аббатом Ла-Минем, Par. 1847.
Он издаваем был неоднократно, но только в латинском переводе, а не в подлиннике (V. Casimiri Oudini – Commentar. de script. eccles. autiqu., tom. 1. pag. 1663–1664, Lips. 1722). Употреблялся и у нас в переводе славянском, и был помещен в Собрании краткия науки о артикулах веры, изд. при патриархе Иосифе в Москве 1649 г (Vid. Bergii – de statu eccles. et relig. Moscoviticae, pag. 25, Holm. 1704 и Сахарова – Обозр. Славяно-Русск. библиогр. т. 1, кн. 2. № 510). Ныне обыкновенно печатается у нас при Следованной Псалтыри.
He перечисляем всех этих отеческих сочинений, по самой их многочисленности. Исчисление их можно видеть в богословской библиотеке Валхия (tom. 1, cap. 2 et cap. 5, sect. 2). Исчисление и самое содержание – в известных патристиках Люмпера, Дюпеня и Сейлье.
Ἐκδοσις или έκθεσις ακριβής τής ορθοδόξου πίστεως. У нас оно известно в четырех переводах: Иоанна, экзарха болгарского, сделанном еще в IX веке или в начале X, Епифания Славеницкого – в XVII, архиепископа московского Амвросия – в последней половине ХVШ-го, и наконец, в переводе, сделанном в московской дух. Академии и изданном в 1844 г. Три первые перевода славянские, последний русской.
Число глав в разных списках и изданиях Богословия святого Иоанна Дамаскина различно: в одних – 96, в других – 100, в третьих – 102, в четвертых – 103, еще в некоторых – 149 и под (см. Petri Lambecii – Commentar. de Aug. Bibliotheca Caesar. Windobonensi, lib. IV, pag. 269, 468, 469 et lib. V, pag. 13, edit. Kollarii) в переводе славянском – Иоанна, экзарха болгарского – 112, Амвросиевом – 111 (Калайдовича, – об Иоанне, экз. болгарск., стр. 20 и 56, Моск. 1824). Разность зависела от того, что некоторые главы были совокупляемы под одно число или излагались, как отделъные. Разделение этого Богословия на четыре книги, не встречающееся ни в одном из греческих списков, а находимое только в списках латинских, по всей вероятности, придумано на западе в средние века, где такое разделение Богословия было в употреблении (Vid. prolog. in libr. S. Johan. Dantasceni de fide orthod., Мих. Лекеня, в 1 том. изданных им соч. этого Отца, стр. 119–120.)
Нет, например, учения о благодати, об оправдании, о святых таинствах, кроме двух: крещения и евхаристии.
Каковы трактаты: о свете, огне и о светилах – солнце, луне и звевдах, – о воздухе и ветрах, о водах, о земле, о скорби, страхе, гневе, способности мышления, памяти и под.
См. кн. II, главы – от 6 до 22 и кн. IV, гл. 4, 5, 7 и др.
Каковы: Петр Ломбард, Фома Аквинат и другие. Vid. Prolog, in libr. S. Johann Damasceni de fide orthod., в Лекеневом изд. творений сего Отца.
О схоластике см. в церковных историях Мосгейма или Александра Наталиса – века XI, XII, XIII, XIV и XV, а подробнее – Bulaei – Histor. Universitatis Parisiensis, ed. Paris. 1665–1673, в IV томах.
Corpus Hist. Bysant. tom. XXI, pag. 208–209, edit. Venet.; Philippi Cyprii – Chronicon eccles. Graecae, pag. 258, 280 и др. Lips. 1687; особенно – Institut. Hist. Eccl. Moshemii – saec. XI, XII, XIII et XIV, in singul. part. II, cap. 1.
Список XI века (1069 года) находится в нашей Императорской публичной библиотеке (см. в Опис. рукоп. румянц. музеума стр. 240, Спб. 1842); список ХII века – в московской Синодадьной библиотеке (Accurat. codic. Graec. MSS. biblioth. Mosqu. S. Synodi notitia et recensio, edit, a Christ. Frid. de Matthaei, Lips. 1805, T. 1, № 376); несколько таких древнейпшх списков разных веков, и писанных большей частью в Константинополе до взятия его турками, находится в венской императорской библиотеке и разных библиотеках Англии (Petri Lambecii Hamburgensis Comment, de Aug. Bibl. Caesar. Windobonensi, ed. 2, studio Kollarii, tom. III, pag. 260, 294 и 303; tom. IV, pag. 269 и 478–479, особенно же tom. V, pag. 2–14 et 535; также – Catalog, librorum manuscript. Angliae et Hiberniae, in unum collect... Oxoniae 1797 – vid. in indic, alphabet, sub vocë Damascenus Johannes).
Калайдовича, Иоанн – экзарх болгарской, гл. III, стр. 17–58.
Список XII века, бывший в руках Калайдовича и хранящийся в московской Синодальной бибдиотеке (Иоан., экз. болгар., стр. 17, 26–28), список XV века – в Румянц. музеуме (Опис. этого муз. Востокова – стр. 508), списки XVI века – в том же музеуме (стр. 236–240), в библиотеке волоколамского монастыря (Калайдовича, Иоанн, экз. болгарский, стр. 75), в Императорской публичной между рукописями графа Толстова (Опис. этих рукоп. отд. II, № 217, стр. 365), списки ХVII века – между теми же рукописями (Опис. отд. II, №№ 8, 136, 175 и 249), в библиотеке воскресенского новоиерусадимского монастыря (см. Опис. рукопис. этой библ. в русск. древн. памятниках – Сахарова, выпуск 1, Спб. 1842, стр. 6) и других (см. в Чтениях Императ. моск. Общества Истор. и древн. русск. за 1846 г., статьи: Сильвестр Медведев, отец славяно-русск. библиогр. – стр. XXVII, и вслед за тем: оглавление книг, кто их сложил – стр. 29 и 32).
Πανοπλία δογματική τής ορθοδόξου πίστεως (ήτοι όπλοθήκη δογμάτών), περιέχουσα έν συνάψει τά τοΐς μακαρίοις καί θεοφόροις πατράσι συγγραφέντα, έίς τάξιν δέ καί διεσκεμμένην άρμονίαν παρά Ἐυθυμίου Μονάχου Σιγαδένου τεθέντα. В подлиннике издано только однажды в Валахии 1710 г., а в переводе латинском неоднократно (Walhii – Bibl. Theolog. 1, pag. 617).
Petri Lambecii – Comment, de Aug. biblioth. Windobonensi, tom. III, pag. 420, e·. tom. V, pag. 698·, Cave – Script, ecll. hist. litter. saec. XII, sub. vocë Evthymius Zygabenus.
И то в латинском лишь переводе, между прочим – in max. biblioth. Patrum, tom. XXV, pag. 54 et sqq (Vid. Casimiri Oudini – Comment. de Script. Eccles. antiqu., tom. II, pag. 1711, Lips. 1722; Walch. bibl. Theol. 1, pag. 619). Содержание всех книг означено у Монфокона (Palaeograph. graec. lib. IV, cap. 9, pag. 327. Conf. Fabricii – Biblioth. graec. vol. XI, p. 420).
Полное заглавие его следующее: Διάλογοί έκκλησιαστικοί Aρχιερέως καί Κληρικού κατά Aθεων, Ἐλλήνων τε καί Ίουδάιων, καί πόσων τών αίρέσεων, καί περί τής μόνης πίστεως τοΰ Κυρίου, καί Θεού, καί Σωτήρος ήμών Ίησοΰ Χρίστοϋ. Τά πάντα έκ τών άγίων γραφών, καί Πατέρων έρανιθέντα, καί συντεθέντα πρός άπολογίαν τών, όσα κατά καίρούς έρώτησαν αυτόν διάφοροι έύλαβείς. Помещено в полном собрании сочинений святого Симеона Солунского, изд. на греческом языке в Венеции 1820.
Напечатано по-русски в журнале “Воскресное Чтение,” год. V, стр. 17–11, Киев 1841.
Помещено в помянутом нами греческом изд. сочинений этого Святителя стр. 451–479, под заглавием: Ἐρμηνεία έίς τό τής όρθοδόξου πίστεως τών Χριστιανών ίερόν σύμβολον.
Можно видеть у Киммеля: Libri Symbol. Eccl. graecae, pag. 1–24, Jenae 1843.
Philip. Cyprii – Chron. eccl. graecae, pag. 434, Lips. 1687.
Изданы эти послания вместе с посланиями к Иеремии виртембергских богословов, под заглавием: Acta et scripta Theolog. Wirtemb. et Patriarchae Constantinop. D. Hieremiae.... graece et latine ab iisdem Theolog. edita, Wirtemb. 1584.
Опис. рукоп. румянц. муз. № 295; Опис. старопеч. книг, графа Толстова, церков. печати № 26, и Сахарова Обозр. Славяно-Русск. библиогр. том. 1, кн. 2, № 80.
Сахарова Обозр. Славяно-Русск. библиогр. том, 1, кн. 2, № 176.
Там же под № 235. Чем руководствовались предки наши в деле веры до издания катихизисов? Кроме творений отеческих вообще, издавна переведенных в немалом количестве на славянский язык, в частности – 1) Точным изложением православной веры – святого Иоанна Дамаскина (см. выше примеч. 96); 2) некоторыми другими подобного рода, хотя и более краткими, сочинениями древних учителей Церкви, издавна также переведенными на славянский язык, каковы: а) Богословские вопросы и ответы, род довольно обстоягельного катихизиса, – Анастасия Синаита, антиохийского патриарха (†599), встречающиеся еще в Святославовом Сборнике – XI в (Опис. рукоп. румянц. муз. № 356) и потом в списках XV в (там же № 6); б) Правила о вере u жизни христианской – святого Геннадия, Константинопольского патриарха (†471), встречающияся в рукописи XIV в (Прибавл. к Твор. святых Отцов в русск. перев., стр. 1, М. 1845); в) К Князю Антгоху о многих и нужных взысканиях... святого Афанасия Александрийского, также род некоторого катихизиса по вопросам и ответам, встреч. в рукописях XVI в (Опис. рукоп. графа Толстова, отд. 1, № 304); г) Книга Катихизис, сказующе учение о вере и о нужнейших винах, пристоящих к ней, встреч. в рукописях XVI в (там же, отд. II, № 340), – сочинение неизвестного, но внесенное в Катихизис, изд. в Москве 1649 г., при патриархе Иосифе, на ряду с несколькими отеческими вероизложениями (Сахаров, Обозр. Славяно-Русск. библиогр. т. 1, кн. 2, № 510). Из печатных катихизисов на славянском языке известны и другие, кроме нами поименованных выше; но они или не употреблялись в нашем отечестве, или даже неправославны. Таковы: а) катихизис, изданный в Венеции в 1527 г (Слов. русск. дух. писат. Евгения, 1, стр. 262, изд. 2-е); б) катихизис лютеранский, переведенный отступниками от православия Матфеем Кавечинским, Симеоном Будным и Лаврентием Крышковским, и изд. в Несвиже 1561 г., а потом в Риме 1583 г (там же и русск. истор. Сборн., том. VI, стр. 302, Москва 1843); в) катихизис, переведенный Ангоном Далматом и Стефаном Истрианином, изд. в Тюбинг. 1561 г (в том же истор. Сборн. и на той же стр.); г) катихизис, переведенный с латинского языка и изд. в Вильне 1585 г (Bergii – de statu eccl. et relig. Moscow, p. 31 и Сахарова – хронолог. опись русск. библиогр. в русск. древн. Памятниках, Спб. 1842); д) два катихизиса славянские, но изд. латинскими буквами в 1582 и 1603 (русск. историч. Сборн. т. VI, стр. 303); е) катихизис, изд. Матфеем Дивковичем в Венеции 1611 г (там же).
См. преосвящ. Иннокентия – Начерт. Церк. ист. век. IX-XVII, в отд. О церковных писателях; Mich.. Heineccii – Abbildung der altcn und neuen griechischen Kirche, Leipz. 1711. Anhang. p. 70–72 et 78; Walchii – Bibl. Theolog. 1, p. 630–642; преосвящ. Евгения – Словарь русск. дух. писат., под именами означенных нами русских писателей.
Истор. русск. Церкви, преосвящ. Филарета, III, стр. 81; V, стр. 72 и след., изд. 1847.
Chronicon. eccl. graecae Ph. Cyprii, pag. 461–464.
Leon Allatii – de eccl. occid. atque orient, perpet. consens, lib. III, cap. 7, n. 7, pag. 986, ed. Colon. Agripp.
Истор. русск. Церкви, преосвящ. Филарета, III, стр. 84–85; Ἐπίκρισισ έίς τήν νεοελληνικής έκκλησίας σύντομον..., соч. Константина Икономоса, 1839, стр. 299 и 360; Monuments autentiques de la relig. des Grecs... par Joh. Aymon, pag. 8–15, ed. 1708.
Смотр. выше примеч. 108 и грамоту всеросс. патриарха Адриана о книге: “Православное Исповедание.”
Chronicon. Eccl. graecae, Ph. Cyprii, pag. 481: Ἐκκλησιαστική ίστορία Μελετίου, tom. III, p. 430 et 447; Начерт. Церк. Истории преосвящ. Иннокентия, век. ХVII, в статье: о церковныос писателях в Греции.
Споры об этом между папистами и протестантами начались еще с конца XVI века по случаю переписки константинопольского патриарха Иеремии с виртембергскими (вюртембергскими?) богословами, и тогда написано об этом предмете с той и другой стороны по нескольку сочинений; но гораздо более усилились с первой четверти ХVII века, по случаю так называемого исповедания Кирилла Лукариса; а вслед за тем умножилось и число сочинений, написанных как папистами, так и протестантами, с целью – доказать, будто Церковь греческая согласна в своем учении с римской ли или с протестантской. Перечень тех и других сочинений можно видеть у Гейнекция в Abbildung der alt. und neuen griech. Kirche, Leipz. 1711, Anhang. pag. 80–82.
Это видно: а) из определения восточных Патриархов заводить училища в каждой епископии, постановленного еще на соборе их в 1593 г (Деяния этого собора напеч. в Скрижали, изд. патриархом Никоном в 1656 г.); б) из действительного заведения в то время нескольких училищ на юге Россия (Истор. русск. Церкви, преосвящ. Филарета, III, 65; IV, 95–99); в) из появления в то время нескольких сочинений как в Греции, так и в России, в охранение православия от притязаний папистов и реформаторов (см. Heineccii – Abbildung der alt. und neuen griech. Kirche, Anh. p. 71, 78, и Истор. русск. Церкви преосвящ. Филарета, IV, 104).
Thomae Aquinatis – Summa theologiae, изд. многократно. Она состоит ив трех частей и излагает не только догматическое, но и нравственное учение. Walchii – Bibl. Theolog. 1, p. 28.
Истор. киевской Академии, иером. Макария Булгакова, Спб. 1843, стр. 36–39, 61–62, 69–74, 136–138.
Все Богословие он разделяет на две части и первую назвал: pars Theologiae de fide seu de credendis, a последнюю: pars Theologiae de faciendis (см. Prolegom. cap. 3).
После довольно обстоятельного изложения своего плана Догматического Богословия, Феофан заключает: ut haec ipsa arctius stringam: considerendus Deus est ad intra in essentia et personis, et ad extra in efficientia sua, quae consistit in creatione et providentia. Providentia vero duplex est: altera communis, altera singularis, in qua totum situm est salutie nostrae negotium (ibid.).
Впрочем Догматическое Богословие Феофана, по предначертанному им Плану, окончено все митрополитом киевским Самуилом, и издано в 3-х томах 1782 г. в Лейпциге.
Словарь историч. о бывших в России писат. Духов. чина т. II, стр. 314. изд. 2-е.
Истор. киевской Академии, Спб. 1843, стр. 139–141.
Оно издано под заглавием: Compendium orthodoxae Theologicae doctrinae, ab Arch. Hyacinto harpinski concinnatum. Lips. 1786.
Издано двукратно (1799 и 1805) под заглавием: Compendium Theologiae classicum didactico-polemicum doctrinae orthodoxae Chrietianae, maximo consonum per theoremata et quaestiones expositum... et caet.
He издано и хранится в рукописях. Конспект его см. в Истор. киевской Академии, стр. 141–142.
Christianae, orthodoxae, Dogmatico-polemicae Theologiae. olim a clariss, viro Theoph. Procopowicz ejusque continnatoribus adornatae, compendium, in usum Ross... juventutis concinnatum, atque adjectione sex ultimorum librorum juxta delineationem ejusdem cl. Theophanis ab Archim. Irinaeo Falkowski completum. Mosquae 1802.
Orthodoxae orientalis ecclesiae dogmata, sen doctrina Christiana de credendis..., Petrop. 1818. А очерк самого плана см. в § 22, на стр. 67.
Издана была несколько раз. См. в Словаре дух. писат. М. Евгения, под словом: Платон Левшин.
Издана двукратно: 1783 и 1790 г., в Санкт-Петербурге.
Изд. в Москве 1806 года.
Издано двукратно: в 1838 и 1843 г.
Такой учебник для средних духовно-учебных заведений, действительно, и явился у нас в недавнее время под заглавием: “Догматическое Богословие православной кафолической восточной Церкви, с присовокуплением общого введения в курс Богословских наук, – преподанное в киевской Дух. Семинарии Ректором архимандритом Антонием.
Turcograeciae libri octo a Mart. Crusio.... edit. Basil., pag. 94, 205, 246 et 537; Chronicon Eccl. graec. Phil. Cyprii, pag. 507. In tota Graecia, говорит именно Крузий, studia nullibi florent, Academias et professores publicos nullos habent, praeter scholas triviales, in quibus pueri ώρολόγιον, όκτώηχον, Psalterium aliosque libros, quorum in missa usus est, legere docentur. Qui vere eos intelligant inter presbyteros et calogeros paucissimi sunt... Крит оставался единственным пристанищем для наук (Turcograec. pag. 537). В Константинополе основано первое греческое училище уже при Магомете IV, царств. 1644–1689, богатым купцом Манолаки (Истор. Иерус. Патр. Досифея, т. II, стр. 477).
Quidam Italiae Academias adeunt, in quibus antiquam lingnam, principia philosophiae Patrumque Theologiam percipiunt (Turcograec... pag. 205). Несмотря, однако, на все неблагоприятные обстоятельства, число ученых между Греками и преимущественно между греческими пастырями постоянно было значительно. Димитрий Мосхополит насчитывает их, в продолжение одного XVI и отчасти ХVII века, до девяноста девяти (Demetr. Procopii Moschopolitae brevis recensio eruditorum Graecorum superioris saeculi, nonnullorum etiam praesenti hoc nostro florentium, conscripta 1720. Vid. Fabricii – Biblioth. Graec. vol. XI, pag. 770–804, Hamb. 1722).
См. статью: Состояние просвещения в новой Греции от начала прошлого столетия до последних событий в ней, т.е. до войны за независимость (1821 г.), в Москвитянине за 1843 г., часть VI, стр. 367–403, и Словарь духов. писателей, М. Евгения, под словом: Евгений Булгар.
'Ομολογία τής άνατολικής έκκλησίας τής καθολικής καί αποστολικής.... διά Μητροφάνους ίερομονάχου, издано, с латинским переводом, Helmstadii 1661.
В подлиннике, с латинским переводом, его можно видеть у Киммеля – Libri symbol. Eccl. graecae, а на русском языке оно издано под заглавием: Послание Патриархов православно-католической Церкви о православной вере.
На еллино-греческом языке напечатано в Амстердаме 1765.
См. о нем в Словаре Μ. Евгения, под словом: Феофан Прокопович.
Там же под словом: Платон Левшин.
Из других катихизисов, явившихся в настоящий период I) в Греции известны: а) Σύνοψις τών θείων καί ίερών τής Ἐκκλησίας δογμάτών – Григория Прοтосинкелла, Venet. 1635; 6) Κατήχησίς ίερά... Николая Булгара, Venet. 1861; в) Sacra tabula fidei Apostolicae, sanctae, oecumeuicae ac orthodoxae graecae orientalis Ecclesiae..., edita (на одном латинском языке) a Theocleto Polyide, archiecclesiarcha in sancto Monte, 1736; II) в России: a) Краткий Катихизис, или собрание науки о артикулах веры, Петра Могилы, изд. в Киеве 1645, во Львове 1646 и в Москве 1649 г.; б) книга о вере единой, истинной, православной и о Святой Церкви, изд. в Москве 1648; в) Катихизис, или краткое научение в вере святой, православно-кафолической Церкви..., по разуму святые восточные Церкви изложенное, Чернит. 1715; г) Собрание случаев, духовным особам потребное, напеч. в Супрасле 1722; д) Новый мантор или наставление отрокам, архимандрита Макария Сусальникова, изд. в Спб. 1785; е) Катихизис священника Александра Беликова, изд. в Москве 1818 г., и др.
Названия сочинений упомянутых здесь греческих писателей см. у Гейнекция – Abbildung der alt. und neuen griech. Kirche, Leipz. 1711, Anhang. pag. 70–80; некоторых – у Фабриция – Biblioth. Graec. vol. X, 789–799 et vol. XI, 770–804, Hamburgi, 1722. А писателей русских – в Историч. Словаре... митрополита Евгения – под их именами.
Беседы к глаголемому старообрядцу, напечат. в Хр. Чт. 1835–1836 г.
Истина святой Соловецкой обители против неправды челобитной, называемой Соловецкой, о вере, Спб. 1844 и друг.
Например: 1) учение о Боге, поскольку Он есть един, и 2) учение о Боге Отце, Сыне Божием и Святом Духе, Хр. Чт. 1822, VI, стр. 50 и 166; 3) рассуждение об Ангеле-хранителе, 1823, XI, 301; 4) о Святом Духе и Его действиях, 1833, 11, 163; 5) о примирении Бога с человеком через ходатайство Иисуса Христа, 1833, IV, 317; 6) об учреждении Иисусом Христом Церкви своей на земле, 1839, III. 43 и 174; 7) о святой Церкви Христовой, 1846, IV, 70; 8) о предопределении, 1845, IV, 301; 9) рассуждение о поминовении усопших, 1824, XVI, 169 и друг.
Например: 1) о благодати Духа Святого, год V, стр. 59; 2) о прославлении святых, VI, 73; 3) ветхозаветные прообразования, относящиеся к лицу и служению Божией Матери, VII, 293; 4) воспоминание усопших, VIII, 251; 5) учение православной кафолич. Церкви о Пресвятой Деве Марии, XI, 273, и друг.
Именно: 1) о православной Христовой Церкви и 2) о Промысле Божием (в 1 части Прибавл.); 3) о трояком служении Иисуса Христа (во 2 части); 4) о приготовлении рода человеческого к принятию Спасителя мира (в 3 части); 5) о лице Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа (в 5 части), и др.
Таковы, например, разсуждения: 1) о призывании святых, 2) о почитинии Антелов, 3) о поминовении умерших, 4) о сошествии Иисуса Христа во ад, 5) о почитании святых мощей, 6) о бесноватых, упоминаемых в Евангелии (в III части Упражн. студ. с.-петербургской дух. Академии VI-го учебного курса, изд. в Спб. 1825); 7) о происхождении Святого Духа (в 1 томе Опыт воспитанников дух. Академии V-го учебного курса, Киев 1832); 8) о путях Промысла Божия в обращении грешников... (в 1 томе Собр. сочин. студентов киев. дух. Акад., Киев 1839); 9) о Божестве Сына Божия, 10) о миропомазании и 11) о поминовении усопших (сочинения студ. москов. дух. Академии, изд. отдельно).
Источник: Православно-догматическое богословие Макария, митрополита Московского и Коломенского : В 2 т. - Изд. 4. С.-Петербург: Тип. Р. Голике. / Т. 1. 1883. – 598 с.
Просмотров: 947
Скачать страницу в виде PDF
Внимание! В PDF сохраняется только содержимое страницы! без оформления сайта!
После скачивания файла, вы сможете его распечатать.
Если вы нашли ошибку или опечатку в тексте страницы, пожалуйста, отправьте нам сообщение по ссылке ниже.
Если на странице недоступен видеоконтент, попробуйте поискать его самостоятельно по ссылкам:
По названию (Google) - Том 1 / Оглавление
По названию (Yandex) - Том 1 / Оглавление
Вопрос-ответ
последние вопросы
о Боге и Церкви:
-
18.07.2021
Непогреши́мость (безошибочность) – 1) свойство, прис...
1428 -
19.06.2020
О СВЯТОМ ВСЕЛЕНСКОМ ПЕРВОМ СОБОРЕ / Пидалион / Каждый Вселенский собор, имеющий эти о...
1921 -
06.01.2024
Рождественское послание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла архипаст...
656 -
29.11.2023
Чин последования исповеди Православной Церкви / С того времени Иисус начал проповедыв...
818 -
23.11.2023
О сектах / Леонтия, схоластика Византийского
513 -
01.10.2023
оглавление / Писания к 10-ти (1–10) посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседова...
662 -
01.10.2023
Первое собеседование аввы Моисея. О намерении и конце монаха / Писания к 10-ти (1–10)...
581 -
01.10.2023
Второе собеседование аввы Моисея. О рассудительности / Писания к 10-ти (1–10) посланн...
660 -
01.10.2023
Третье собеседование аввы Пафнутия. О трех отречениях от мира / Писания к 10-ти (1–10...
799 -
01.10.2023
Четвертое собеседование аввы Даниила. О борьбе плоти и духа / Писания к 10-ти (1–10) ...
794 -
01.10.2023
Пятое собеседование аввы Серапиона. О восьми главных страстях / Писания к 10-ти (1–10...
749 -
01.10.2023
Шестое собеседование аввы Феодора. Об умерщвлении святых / Писания к 10-ти (1–10) пос...
662 -
01.10.2023
Седьмое собеседование аввы Серена (первое). О непостоянстве души и о злых духах / Пис...
711 -
01.10.2023
Восьмое собеседование аввы Серена (второе). О начальствах и властях / Писания к 10-ти...
705 -
01.10.2023
Девятое собеседование аввы Исаака Скитского (первое). О молитве / Писания к 10-ти (1–...
822 -
01.10.2023
Десятое собеседование аввы Исаака Скитского (второе). О молитве / Писания к 10-ти (1–...
667 -
21.09.2023
святитель Феофан Затворник / Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики
522 -
21.09.2023
Отдел I. О начале христианской жизни чрез Святое Крещение, с указанием – как сохранит...
549 -
21.09.2023
Отдел II. О начале христианской жизни чрез покаяние или о покаянии и обращении грешни...
545 -
21.09.2023
Отдел III. О том, как совершается, зреет и крепнет в нас христианская жизнь, или то ж...
547 -
08.09.2023
НАЧАЛО БУКВЫ Ι / Алфавитная Синтагма / Правила Православной Церкви / иеромонах Матфей...
640 -
08.09.2023
НАЧАЛО БУКВЫ Κ / Алфавитная Синтагма / Правила Православной Церкви / иеромонах Матфей...
609 -
08.09.2023
НАЧАЛО БУКВЫ Ζ / Алфавитная Синтагма / Правила Православной Церкви / иеромонах Матфей...
732